Ангелы: Анабазис

— Полагаю, что Маугля знает, в какую сторону нам топать до хаты… Поспрошать бы, — и скупо улыбнулся, — а я пока с Полынцевым поговорю.

Зубров задумчиво поджал губы, словно хотел возразить, но, поразмыслив, кивнул. Взгляд его стал рассеянным. Таким туманно-серым, что показалось, свет в них перестал отражаться, оставаясь за матовой плёнкой отрешённости. Медведев не любил такого взгляда. Настолько он не шёл спокойному лицу, настолько контрастировал с тем, что Михаил знал о друге по жизни. Но сейчас умения и знания друга были очень нужны. Медведев поднялся и, мельком взглянув на то, как, по мере осознания происходящего, меняется лицо пленника, становясь из усталого натянуто-бесстрастным, двинулся к лагерю группы «Р-Аверса».

С севера тянуло холодом, но оставалась ещё надежда, что боги будут милостивы и люди смогут покинуть этот край до того, как здесь начнётся злая вакханалия снега и ветра. Если только пленный заговорит. Впрочем, почему — «если»? У Зуброва — заговорит.

Глава 5

Стервы

Пожалуй, Медведев уже пару раз успел пожалеть о том, как выстроил доклад. Подсказки опытного аналитика — это, конечно, хорошее подспорье, но кто же мог предположить, что упёртый «раверсник» пропустит все объяснения мимо ушей, открыто ухмыляясь. Для него уже существовало некое объяснение происходящему и всё иное просто отсекалось как неудобоваримая чушь.

Медведев же, отстранённо глядя в проём сосен на краснеющий вдали боярышник, с трудом сдерживался, чтобы не наговорить лишнего. Само то, что ему приходилось стоять, разжёвывать своё поведение и действия команды, и ждать решений провокатора, было противно. Если в начале совместного пути к Полынцеву и его людям Михаил испытывал только пренебрежение и азарт соперника, то сейчас его пронзала здравая злость. Хотелось не стоять мало ли не навытяжку, а разить плотно сжатыми кулаками, не давая пощады. За оскорбление достоинства офицера, за провокацию, но более того — за жизнь. За вот такую странную, смешную жизнь, где, чем больше ты отдаёшь людям, тем опаснее и противнее их благодарность. Где работаешь за копейки, а отвечаешь головой.

Полынцев косо усмехнулся:

— В рассудочности вам не откажешь, Михаил. Впрочем, должно быть, благодарить за высказанную вами сейчас галиматью стоит Зуброва. У вас бы мозгов не хватило на такую ахинею. Вы — вояка честный, офицер, белые перчатки, чистые сопливчики… Ещё, поди, и гордитесь своим чистоплюйством. И званием, полученным по блату. Волосатая рука у дядюшки, а?

Медведев выпрямился. Полынцев знал, куда бить. Раннее звание и у самого Михаила вызывало неудовольствие, а понимание его возможного источника — досаду. И даже то, что знающие его опытные люди утверждали, что звание более чем заслуженно, не успокаивало.

— Так Вы не думайте, Михаил… Дядюшка не поможет. И погоны недолго осталось носить. Это я вам обеспечу. Недолго чистеньким ходить — дерьма хватит.

Полынцев слова цедил, словно был переполнен презрением и злостью. Но глаза оставались ясными, холодными, изучающими. Медведев же едва сдерживался, понимая, что происходящее — и подтверждение предположения Зуброва, и ещё одна провокация. Ещё один способ вывести его из себя. Знать бы только — зачем. Рассудок сдерживал напор эмоций, рвущихся наружу. Но кулаки сжимались, брови сходились, а спина выпрямлялась, набирая упругий прогиб, способный пружинной мощью выхлестнуться в удар. Приходилось напрягать волю, чтобы не позволять себе лишних движений.

Желчь в словах Полынцева расплёскивалась, грозя залить мелкой гадостью всё окружающее пространство. А Медведев нашёл взглядом ветвь с гнездом где-то дальше и выше мотающейся перед ним фигуры раверсника и не отводил от неё глаз. «А вдруг птица прилетит? — думал он, — хотя, вряд ли. При таком дерьме ни одна живая тварь рядом быть не захочет. Кстати, как там „тварь“? Ора не слышно. Юрка, конечно, работает тихо, но не до такой же степени… С другой стороны, и мальчишка не сопля — „инквизиторы“ работали, так его слышно почти не было… А зелёная сосна на фоне красного орешника просто чудо как хороша! А Полынцев… А что, Полынцев? Он не оригинален. Людям непременно надо расставлять ловушки для других людей, а без этого они все будут недовольны».

— Ребят ваших — туда, откуда понабирали. А то собрали всякое дерьмо, аж в носу свербит от вашей концентрированности. Да и стройбат рад будет такому звёздному пополнению. Зуброва в отставку — о жизни подумать, девку себе какую-нить найти. Все проблемы от переполненных яиц.

А вот этого ему говорить не следовало. Медведев замер, — за Зуброва он порвёт. Не сейчас, так позже. Не так, так иначе. Почувствовал, как в спину вбуравились взгляды бойцов. «Таёжники» при последних словах начали подтягиваться к месту действия.

— Ладно, хорош, — словно почувствовав, что перегнул палку, сам себя одёрнул Полынцев, — Сейчас передаёте пленника моим ребятам, и сворачиваете лагерь. Дальше идём по моим распоряжениям.

— Угу. — Медведев оскалился. — Вспомните детство. Конфетка такая была. Сладкая. «А ну-ка отними!» — называлась.

Полынцев сощурился и улыбнулся. Весело, озорно, словно его только что потешили новым анекдотом.

— Да это никак вызов! — Повернулся он вполоборота к своим людям. «Раверсники» неприкрыто усмехнулись. Судя по всему, в своего командира они верили безоговорочно. — Да ты в своём уме, Медведев?!

— В своём, — ощерился Михаил, поводя тяжёлыми плечами. — И твой рассчитываю вправить.