– Алло, больница, – из трубки прозвучал сиплый мужской голос.
– Доброе утро, говорит доктор Саймон Брис. Мне необходимо, чтобы вы прислали машину за телом.
– По какому адресу? – голос ничуть не изменился, так как его владельцу, очевидно, было не привыкать к таким ситуациям.
– Вторая Парковая улица, дом двенадцать.
– Хорошо, ожидайте в течение сорока минут.
– Спасибо, – ответил я и повесил трубку.
Старое издание «Комедии» с самого начала разговора было у меня в руках. Теперь я мог спокойно его изучить. Открыв книгу на первой попавшейся странице, я наткнулся на маленький листок бумаги, сложенный пополам. Видимо, это была закладка и именно здесь остановился Жан-Луи, когда в последний раз перечитывал творение Данте: Девятый круг ада, ледяное озеро Коцит, где на поясе Каина страдали предатели родных.
Мне довелось прочитать эту книгу пару лет назад. Тогда она поглотила мое внимание целиком, и я долго не мог думать ни о чем, кроме нее. Создавая «Божественную комедию», Данте несколько отошел от первоисточников, однако я все равно полностью поверил в описанный им мир.
Маленькая закладка соскользнула с ветхой бумаги и упала на пол. Я присел на корточки и поднял ее, развернул сложенный листок. Вместо каких-нибудь заметок старика перед моим взором предстала одна-единственная фраза: «Сожалею о Жан-Луи, но его время пришло».
Бессмыслица! Как такое возможно? Почему записка лежала именно в этой книге и именно на этой странице? Я с такой уверенностью взял «Комедию», будто знал, что мне нужна именно она. Подобные совпадения невозможны. Значит, кто-то специально вложил туда листок. Последние несколько дней мне кажется, что я схожу с ума. Я судорожно положил записку между страницами и вернул книгу на ее законное место.
Входная дверь отворилась, и на пороге возник Антонио с бутылкой виски и тетрадью в руках. Он казался совершенно опустошенным.
– Знаете, доктор, трудно поверить, что его больше нет. Это могло случиться раньше, но тогда и времени было намного больше – доктор, который жил здесь до вас, успел ему помочь. Жан-Луи так часто говорил о смерти, что мы перестали верить в то, что этот день однажды настанет. Даже сейчас мне все кажется дурным сном, очнувшись от которого я пойму, что Жан-Луи просто спит, а утром вновь как ни в чем не бывало усядется в свое кресло-качалку и будет наблюдать за прохожими.
Пройдя мимо меня, Антонио в поисках чистых кружек исчез на кухне. Я вернулся в комнату и сел в кресло, стоявшее рядом с кроватью, где покоилось тело. Тишина, изредка прерываемая писком комаров, завладела этим миром. Я не был знаком с Жан-Луи, но с каждой секундой нахождения в его квартире мне все больше чудилось, будто мы знали друг друга целую вечность.
На прикроватной тумбочке располагалось несколько фотографий. На одной из них был сам Жан-Луи, державший на руках маленькую девочку. На обратной стороне было написано: «Жан-Луи и Мэри. 1952 год». Как рассказывал мне Антонио, Мэри была дочерью Жан-Луи и сейчас вместе со своей матерью жила за океаном. Он сам решил, что для дочери так будет лучше. Пожалуй, это один из тех случаев, когда сердце и разум говорят диаметрально противоположное. И чаще всего, посадив душевные терзания на цепь, правильнее будет послушать именно разум, так как он гораздо объективнее любых эмоций. Так и поступил старик Жан-Луи.
Антонио вернулся с кухни, держа в руках две кружки, наполненные виски. Одну из них он протянул мне. После неизвестного количества потребленного алкоголя, почти бессонной ночи и двух обезболивающих пить виски было бы крайне глупо, но отказаться я не мог. «Так можно и алкоголиком стать», – промелькнула в голове мысль. Мы до дна осушили наши кружки.
– Вам, доктор, приходится сталкиваться со смертью намного чаще, чем мне, и вы наверняка уже привыкли к тому, что каждый из нас рано или поздно умрет, – сказал Антонио, все еще морщась от горечи во рту.
– На самом деле нет. К этому нельзя привыкнуть, можно только смириться.
– А я вот не могу смириться. По мне, это так несправедливо и бессмысленно, что каждый раз, когда я слышу о смерти, во мне что-то обрывается. Будто перетянутая гитарная струна. Правда, не знаю, как много их еще осталось в моей душе. Знаете, когда он перестал дышать, я вспомнил события давно минувших дней. Я ведь не рассказывал вам о враче, который жил здесь до вас?
– Нет. Вы только иногда упоминали его. – Я несколько раз замечал, как, начиная говорить о нем, Антонио то менял тему, то старался не вдаваться в подробности.
– Тогда, думаю, вам стоит рассказать, хотя домовладелец просил этого не делать.