Деклана больше не видно у ринга, а значит, этот сукин сын куда-то утащил Адалию. Наверняка наверх, на дальние ряды. И Деклан пошел за ними.
Но уже через мгновение прожекторы разворачиваются, высвечивая Снейка, тащащего Адалию к рингу за волосы. Она не издает ни звука, и сердце будто раскалывается в груди. Желудок скручивается, но видеть ее в таком состоянии причиняет боль куда сильнее.
— Отпусти ее, — говорю я, когда он заходит на ринг вместе с ней. — Ты ведь хочешь меня.
— Именно, — отвечает он с золотисто-серебряной ухмылкой, дергая ее вверх. Ее ноги скользят по растрескавшемуся, залитому кровью полу, зубы стиснуты, но она даже не пискнет. Она не даст ублюдку ни капли удовлетворения. — А это причиняет тебе больше всего боли. — Его глаза горят. Я вижу, как тяжело ему не смотреть на еще теплый труп своего брата.
Но я намеренно задерживаю взгляд на теле, а потом возвращаюсь к его глазам. Стиснув зубы, подавляя боль в животе и сдерживая желание согнуться пополам, я наклоняю голову вбок, как стервятник.
— Ты же понимаешь, что это из-за тебя он оказался в таком состоянии? — говорю я спокойно, с ледяным тоном.
Он что-то с шипением выплевывает сквозь зубы, его красные щеки раздуваются. Здоровенный, круглый, весь в жировых складках поверх крепкого тела силача. Когда-то он качался, даже немного засветился в этом деле, но в спорте так и не продвинулся.
— Ты хороший манипулятор, тут не поспоришь, — сквозь стиснутые зубы выдавливаю я, борясь с болью и обильным потом. — Любопытно, ты это все с самого начала планировал? С того момента, как мы с Адалией встретились?
Он смеется.
— Я планировал это с тех пор, как она впервые ступила на мою съемочную площадку для этой ебаной рекламы, — отвечает он, дергая ее ближе. Ее пальцы пытаются разжать его хватку на ее волосах, она издает короткий вскрик, но это все, что он от нее получает. — Я изучал тебя, Джакс Вон. Я был одним из немногих, кто знал, кто ты такой, и следил за тобой с тех пор, как ты вышел из тюряги. — Его смех становится громче, голос повышается, он уже говорит больше для толпы, чем для меня. — Как только я увидел ее, я понял, что она особенная. На съемочной площадке все вокруг нее нервничали, даже несмотря на то, что ее самооценка была настолько в жопе, что она этого не замечала. Она могла бы далеко пойти, если бы сама себе не мешала.
Он ухмыляется, как змея, его слова вонзаются, как копье.
— Я решил, что она будет золотой жилой для ночного клуба. Ее растраченный потенциал и молодость, танцующие в клетке, принесли мне кучу денег. — Его ухмылка становится шире. — Ты бы позеленел от зависти, если бы знал, сколько. За пять лет она сделала меня богатым, а еще дала мне возможность все это спланировать. Моему брату — подготовиться.
Его рот перекошен, слюна летит, когда он упоминает брата. Он тяжело дышит, едва справляясь с накатывающей реальностью — его брат погиб.
— Отличный план, просто гениальная схема. Уверен, твой брат сильно помог тебе с этим. Жаль только, что он теперь мертв. Все из-за этого блестящего плана, — я цокаю языком и качаю головой, будто мне искренне жаль. Жестом указываю на Бистли — груда импровизированных доспехов, крови и мяса. — Вот, наслаждайся конечным результатом.
Боль душит меня, ноги едва держат, и я начинаю пошатываться, но мимолетные взгляды на Адалию держат меня в тонусе.
— Ты дебил? — рычит Снейк, его голос дрожит от гнева, который начинает брать верх. Отлично, он теряет контроль. Он хватает Адалию за челюсть, не отпуская ее волосы. — Я могу сломать ей шею одним движением, ты это понимаешь? Я знаю, что ты ее любишь, Спартанец, так что не испытывай судьбу.
— О да, я ее люблю, — говорю я низким, глубоким голосом, и по вздохам, прокатившимся по залу, понимаю, что меня услышали все. — Именно поэтому я разорву тебя на куски этой ночью, прямо на этом ринге, если ты ее не отпустишь.
Сначала он смотрит на меня так, будто не верит, что у меня хватило смелости такое сказать, а потом запрокидывает голову и начинает ржать. Вены на его толстой шее вздуваются. Я представляю, как выбиваю его зубы прямо из десен, а потом заставляю его их проглотить.
— Ты не имеешь надо мной власти, Спартанец, — наконец отвечает он, выплевывая мое прозвище, как яд. — Даже если я уйду отсюда живым, ты не прекратишь охоту. Да, ты завалил Карфагино, Синатру и моего брата, а эти двое ублюдков там наверху, — он указывает на верхнюю ложу, где сидят Картер и Зударта, еще два члена Триады, — все это время гребли бабки, ставя на тебя. — Его взгляд скользит по моему телу, и на долю секунды в его глазах мелькает восхищение, но он быстро его подавляет. — Может, они тебя не любят, но они в тебя верят.
— Или они просто изучили меня лучше, чем ты, — огрызаюсь я сквозь стиснутые зубы, стараясь скрыть растущую тревогу. Если он не собирается уходить отсюда живым, то уж точно не планирует дать Адалии шанс выжить. Наши взгляды встречаются, и ее отчаяние пронзает меня, как нож. — Они рано усвоили то, чего другие до сих пор не понимают: я никогда не проигрываю. Возможно, именно поэтому они управляют этой страной, пока такие, как ты, только ползают по подземке, подбирая крошки.