Себе Феня налила в глубокую плошку и присела рядом. Покрошила в плошку хлеба, попробовала и довольно облизнулась.
— Кушай, Ульна, тюрю. Вкусная!
Нет уж, я лучше в прикуску. Ещё бы не вкусная — на парном молоке!
— Феня, я не знаю, можно мне или нет, — жалобно сказала я. — Я же за него не заплатила.
— Ты так-то уж плохо про великих богов не думай, — возмутилась Феня. — Неужто кружкой молока тебя угостить нельзя? Разве я не хозяйка?
— Как вы его пьёте? — брезгливо передёрнул плечами Пекас. — Младенческое пойло.
Это молоко — пойло? Да в нём столько полезного, что я сходу и не перечислю. Аминокислоты, витамины, минералы. Один кальций чего стоит!
— Ты, Пекас, коровку ей нашу дай, — сказала Феня. — Чтобы с первого дня доилась. Тёлку молодую мы по осени покроем — гладишь к весне и у нас молоко будет.
— Зачем оно? — отмахнулся дед. — Порося и без того хорошо растут, бычка вторая корова родит, а может купим, как в этом году.
Стоп. Что-то я не поняла, как это — зачем?
Внезапно вспомнила, что ни у нас, ни у графа в подполе, я не видела молочных продуктов. Они их что, не едят?
— Фенечка, из молока же много чего вкусного можно сделать, зачем ты его поросятам выливаешь?
— Дык бычок-то подрос, куда ему, такому лбу, мамку сосать? Под живот не влезет. Коровушка доится, не на землю же выливать.
— Зачем на землю? — ахнула я.
— Куда ещё? — пожал плечами Пекас. — Все равно завтра скиснет, тогда и поросям не отдашь — они от кислого животами маются.
Какие, однако, здесь нежные свинки!
— Ничего, Ульна, из него не сделать. Молоко — детская еда. Младенцам, к примеру, или маленьким деткам. Ещё бывает, что родила баба, а молока-то мало или вовсе нет. Тогда коровьим тоже можно младенчика кормить, только водой надо разбавить. Скисшее же никто не пьёт — от него всю ноченьку будешь животом маяться, да так, что спать некогда.
— То есть пить молоко, в любом виде — не запрещено? — на всякий случай уточнила я. — Но больше ничего вы из него не делаете? Даже сливки не снимаете?
— Жирнилку-то? Можно, только, знаешь, от неё животу тоже радости мало, — засмеялся Пекас. — Феня как-то сняла, было дело. Ну я и налопался с сырой брюквой да хлебом вприкуску. Ох, и пожалел потом.
Охотно верю. Думаю, что жалел Пекас как минимум сутки, если не больше.