Человек может жить, как ему хочется, но только до определенного момента, не известно, когда он наступит, где найдет свою критическую точку. Вот только жизнь без цели – скотское существование, а жизнь без Веры в сердце – болезнь, калечащая души не одного, а сотен. Всякое деяние лишь отображение нашей сути, нам уготовано много больше чем быть пасущейся тварью. Религия может многое дать, а может забрать, она – Сила, с которой нужно считаться, только она одна может вести миллионы в райские кущи или утопить свой народ в крови.
Когда-то давно Владимир Святой выбрал православие, понимая, что только оно способно сохранить и приумножить дух людской, не дать ему прогнить, аки задержавшемуся на ветви перезревшему плоду. Но вместе с силой будь готов принять великую ответственность. Только в православии это едино.
Принять иное – пойти против себя, своего рода и своей сути – человека разумного и духовно сильного.
Царевич в тот вечер говорил много о духовности, о месте в истории и прочей зауми, о которой Александр в ту пору не задумывался. К чему сие, когда в голове совершенно иные мысли зреют? А поди ж ты, вон выстрелило когда, восемь лет прошло. Чудеса!
– Народ не примет его, он чужой на этой земле. Нам не исполнить указа Алексея. Якобиты обречены на проигрыш.
Баскаков обреченно махнул рукой и зашагал по комнате. Давно ему не было так неуютно, а ведь поначалу казалось все более чем реальным, даже государя обнадежили. Выходит, что зря. Не стоит овчинка выделки.
Яков же с улыбкой наблюдал за метаниями молодого товарища, улыбаясь в пышные черные усы. И только когда Баскаков чуток успокоился, сел обратно в кресло, душевно хлебнул эля, он тихо заметил:
– Знаешь ли ты, Саша, кем был Генрих Наваррский?
– А должен?
– В принципе нет, но кое-что из его жизни узнать стоит. К примеру, то, что он был королем-гугенотом, протестантом то есть, да к тому же пережившим Варфоломеевскую ночь в Париже. В один из периодов он также стал претендентом на французский трон.
– Так как не католик мог на него сесть? – удивился Баскаков.
Брюс усмехнулся.
– К этому я и веду. Перед тем как возложить корону Франции, он принял католичество. Да, это правда, и не стоит этому так удивляться. Именно Генриху Наваррскому, впоследствии ставшему Четвертым, принадлежит фраза: «Париж стоит мессы!»
Яков замолчал, дав молодому время на обдумывание только что сказанного. За маленьким окном ярко светила луна, а пара свечей уже наполовину оплыли. Беседа подданных российского императора затянулась…
На челе Александра виднелась напряженная работа мозга, того и гляди пар из ушей повалит, Брюсу даже казалось, что слышит, как громыхают сталкивающиеся мысли у него в голове. Но вот лицо Баскакова разгладилось, руки перестали выбивать дробь на столе, а в глазах загорелся огонек понимания.
– Думаешь, он может поступить так же?
– Не он первый и не он последний, – пожал плечами Яков. – Если Джеймсу Эдварду не хватит мозгов решиться, значит, королем ему не стать. Опираться на народ можно, когда имеешь десятка два отлично вымуштрованных полков, закаленных не в одной битве, таких, как Семеновский, Преображенский или вон тот же Рязанский. А когда под рукой вчерашние крестьяне, да еще у самого опыта как у козла молока… в общем, думаю, выход у него один, жаль, Мар со своими тупоголовыми командирами этого не понимают. Вон семь лет назад это было доказано, но тогда хоть поддержка французского флота была, а теперь ничего нет. Тут головой думать надо, а не задницей.
Александр хотел было что-то сказать, но неожиданно со стороны лестницы донеслись громкие крики.
– Один король, одна страна! Шотландия едина! Славься, король Шотландии Яков Седьмой и Англии Яков Третий!!
Брюс с Баскаковым раздраженно цыкнули. Их договоренности с якобитами полетели ко всем чертям.