– Смерти моей хочешь? Если я заключу мирный договор на таких условиях, меня распнут на воротах первого же польского города! – взорвался Август, вскочил и замер перед столом, тяжело дыша и сжимая-разжимая кулаки.
– Мне плевать, – пожимаю плечами.
Чего и говорить, и правда параллельно на то, что будет с этим жалким человеком, предававшим сначала Петра, а затем и меня. Стоит ли он того, чтобы его жалели? По мне – нет. Каждый обязан получить по заслугам, иначе зачем тогда придумали справедливость?
– Ты не можешь так поступить!
– Эх. Повторяю – война продолжится, если они не будут приняты, особенно пункты один и три.
Проглотит?
– У меня нет миллиона и не будет в ближайшем будущем.
– Венецианцы больше не дают ссуд? – картинно удивляюсь.
– Я и так им должен… кхм.
Правильно, что этот кусок г…ниды кровососущей не говорит о том, на какие цели он брал ссуду, больше чем уверен, что на войну с Россией, под поручительство Священной Римской империи, а то и Франции. Увы, но этот оплот католичества в Европе в последнее время становится все более враждебным. И самое печальное – сделать ничего с этим нельзя – дипломатия старается сгладить углы, но чертовы иезуиты с папским легатом рушат любую мало-мальски достойную игру. А самое удивительное – не будь Людовик Четырнадцатый при смерти в летнюю кампанию и дела у России могли сложиться весьма и весьма плачевно. Нет не в плане войсковых действий, вовсе нет, а вот отстоять завоеванное стало бы в разы сложнее. Как бы я не злобился, но торговля с Европой дает львиную долю бюджета, и чем она шире, тем лучше, но вот беда – рычаг воздействия тоже закаляется…
– В память об отце готов списать половину контрибуции, остальное должно быть выполнено. Русские полки стоят в лагерях еще три дня, после чего выступают на Варшаву. И в следующий раз мир заключим на совершенно иных условиях, – чуть погодя, спокойно заключил я. Если Август окончательно не растерял мозги, то поймет, что лучших условий не будет. Ну а если будет артачиться – войска на белорусских землях мало чего экспроприировали, все же братья славяне в своей основе, а вот на исконно польских землях возможности совершенно иные.
Август склонил голову, пряча бешеный взгляд.
– Наемников осталось меньше дюжины, – сквозь стиснутые зубы проскрипел он.
– По моим данным, живыми числятся двадцать один человек, включая семерых раненых. Все они должны быть доставлены к нам. Можно даже оставить в лесочке, мои люди сами заберут их, так сказать, без мельтешения на глазах у твоих солдат.
– Трех дней может не хватить.
– Значит, русские полки начнут наступление.
Курфюрст пару секунд молчал и, так же не поднимая головы, ответил:
– Будь по-твоему.
– Вот и замечательно. Людей пусть доставят в Тихую балку, что в семи верстах отсюда, а деньги жду в течение месяца, ну и для того, чтобы Саксония с Польшей не забыли о них – все новоприграничные города будут заняты русскими войсками. Мирный договор заключишь с князем Долгоруким.
И все. Мои дела здесь завершены. Можно спокойно отправляться домой, к Юле, Ярику и Ваньке, а то почитай пять месяцев их толком не видел. Здесь наш матерый посол и без меня справится.