Раннее утро. Город просыпался следом за небесными птахами, весело щебечущими незатейливые переливы, словно цикады в ночной тишине. Алые лучи восходящего светила давно окрасили светлые фасады выбеленных домов, придали им таинственный, несколько мистический антураж.
По центральной улице города бодро прошел патруль стражников: лица квадратные, как у бульдогов; одетые в оранжево-черные камзолы с мушкетами наперевес, они волей-неволей вызывают должное уважение к законам города, столь удачно «сдобренное» силовой дубиной в лице многочисленных патрулей.
Уже больше года в Утрехте решаются вопросы о мировом соглашении между столпами европейской политики: Франции и Великобритании. Вообще странно слышать о стране, еще недавно не существовавшей. Да-да, именно о последней! Какого черта спросите вы? Мол, вот же она, повелительница морей и океанов, гроза Нидерландов, Испании и Франции. Но нет, как бы ни кичилась Великобритания своими победами, они в ее истории все без исключения выглядят куцыми, слабыми и даже больше – невзрачными, все «сливки», цвет геройских побед сняла Англия. Кто бы мог подумать, что шотландский монарх когда-нибудь займет английский престол? Вот то-то же и нынешняя королева в юности об этом если и мечтала, то только плача ночью в подушку, заливая горючими слезами впустую убитую юность. Среди шлюх, сук и дешевых комплиментов…
Еще три-четыре года – и минет десятилетие, как Шотландия и Англия объединились под одной рукой. Стюарты – древняя фамилия Туманного Альбиона, они долго ждали и, наконец, получили то, к чему стремились со времен Вильяма Уоллеса. Как жестоко порой смотреть правде в глаза… Кто бы подумал, что чопорные джентльмены согласятся видеть на престоле Плантагенетов давнего заклятого врага?
Судьба видимо. От этой чертовки никуда не денешься: попадешь под пулю, угодишь на штык ретивого гвардейца, а быть может, потонешь, принимая ванну в чугунной галоше. Жизнь-то штука странная – одним помогает, других больно ударяет, порой с летальным исходом. И дело не в том, что кто-то счастливчик, а кто-то неудачник, вовсе нет, мир-то однобок: как ты к нему относишься, так и он к тебе. Любезностью на любезность, плевком на плевок отвечает. Закон сохранения энергии, пусть даже такой непостоянной, как гармония всего сущего.
Сейчас судьба сотен тысяч человек решалась в большом красивом доме города. Недалеко от вычурного новомодного фонтана расположилась утрехтская градоначальникия, возле нее яркой вывеской, выкованной мастером-кузнецом, выделялся венецианский банк. Но ни первое, ни второе здание не могли претендовать на историческую значимость – европейские вопросы решались в доме барона де Куано, бесславно сгинувшего в этой войне и не оставившего ни одного прямого наследника. Хотя, скорее всего, наследники пока еще не знают о столь «трагичной» для них новости.
Трехэтажный красавец-особняк с синими портьерами на окнах выделялся на общем фоне некоторой мрачностью, чтобы там ни говорили ценители искусства, но мирные переговоры под стать антуражу дома проходили со скрипом, долгими перерывами, «хлопаньем дверьми», во вселенских обидах друг на друга.
Никто не предполагал, что все пойдет наперекосяк. Многие европейские вершители судеб хотели принять участие в новом переделе сочного пирога под названием «мировое господство», но вот беда – к праздничному столу допустили немногих, вначале их вообще было двое. Однако, какие бы секреты ни скрывались, в городе слухи о переговорах между англичанами и французами становились настойчивей, живей, насыщенней.
В результате спустя два месяца после начала переговоров Великобритании пришлось уведомить союзников об этом. Первая реакция стран-союзниц оказалась вполне адекватной: ор, взаимные претензии, исчерпавшиеся после крупных преференций. Но ближе к зиме страсти немного утихли, да и позиционная война недавнего европейского гегемона – Франции – не могли принести пользы воюющим странам. Их бюджет, и без того дырявый, как одежды нищего на паперти, грозил превратиться в бездонную яму с бесконечными кредитными долгами. Только банкирские дома Италии по-прежнему находились в заметном плюсе, даже алжирские пираты не мешали им осуществлять экономическую экспансию в странах «второго эшелона». Затевать опасные игры с великими державами итальянцы не рисковали – армии наемников, надежно прикрывающие границы от соседей-недоростков, против нескольких десятков регулярных полков никуда не годились. Так что выход из сложившейся ситуации был один: скорейшее заключение выгодного для всех воюющих стран мирного договора.
И вот в январе этого года цесарцы попытались помешать двусторонним переговорам англичан и французов. Для этого он послали на переговоры к королеве Анне принца Евгения Савойского, но с самого начала разговор прославленного полководца с английской королевой не задался. Что именно произошло – неизвестно, главное в итоге цесарские посланники уплыли на материк, не добившись ни одной гарантии со стороны Англии. Мирные переговоры продолжились…
В том же месяце в Утрехте продолжился мирный конгресс. В нем приняли участие: Франция, Великобритания, Голландия, Савойя, Португалия и Пруссия. Испания примиряться с врагами на выдвинутых ими условиях отказалась, благо что, вернув Гибралтар и остров Менорку, кабальеро восстановили некогда пошатнувшиеся на полуострове позиции, особенно после того, как войска под командованием генерала Рамиреса захватили последний оплот мятежных дворян – Барселону.
Осада столицы мятежников с легкой подачи арагонских провинций и басков началась сразу же, как только дворяне получили минимум провианта и пороха для артиллерии. Что-что, а воевать испанская аристократия любила, сия любовь проигрывала разве что предпочтениям к роскоши и золоту. В течение трех недель по городу велось артиллерийское бомбометание, но особых результатов оно не принесло. Впрочем, подобному исходу генерал Рамирес не удивился: Барселона – крепкий орешек, и одной артиллерийской подготовкой здесь явно не отделаешься. Первый штурм города начался на 23-й день осады за час до восхода солнца. Как в старину, к крепостным стенам шли солдаты с лестницами и фашинами, несли мушкеты на плечах и с содроганием глядели на серые каменные зубцы. Где-то между ними суетились осажденные, готовящие «сюрпризы» солдатам Филиппа. Единственное, что отличало идущих на штурм испанцев от своих давних предков времен Конкисты, так это отсутствие медленно катящегося к главным воротам тарана. Свинцовый град проредил атакующих еще на подходе, картечь вырывала из шеренг десятки воинов, но упрямые гишпанцы продолжали путь, теряя братьев и друзей. У басков, идущих в первой атакующей волне, сильны именно семейные кровные узы, настолько сильны, что даже кровавые стычки враждующих семейств цивилизованной Испании покажутся детскими забавами по сравнению с отстаиванием чести у горского племени.
Осада Барселоны грозила затянуться на многие месяцы. Город-порт мог не переживать о голоде: морепродукты всегда под боком. Единственная возможность полной блокады – наличие сильного флота на рейде и сети по периметру выхода из бухты. Но за неимением такового испанцы, словно слепые котята, раз за разом натыкались на серые холодные крепостные стены, оставляя под ними с каждым новым штурмом сотни трупов.
Сколько бы потеряли осаждающие воинов, неизвестно, но счет шел бы на тысячи жизней. Но вот в одну из безлунных ночей на городских стенах, впритык подходящих к воде, разгорелся бой. Славянские наемники, отличившиеся в захвате Гибралтара, вновь доказывали кабальеро отличную выучку и стойкость. Никто из офицеров толком не знал, откуда появился сводный, полностью укомплектованный полк сорвиголов. По прибытию отдельный Иноземный полк[1] разделили на два батальона, по восемьсот человек в каждом. Второму батальону пришлось штурмовать ночью крепостные стены Барселоны, так как первый батальон славян-наемников ушел в противоположную сторону – к границе Португалии.
В первые минуты ночного боя наемники сумели оттеснить осажденных на пару сотен метров в глубь города. Продвигаться дальше они не решились: без помощи остальных полков в мятежном городе делать нечего. Теряя каждого седьмого солдата, славяне под огнем горожан открыли створки ворот, оставаясь на месте, они отбивали атаку за атакой до тех пор, пока в них не влетела королевская кавалерия. От двух рот наемников в живых осталось 117 человек, раненые и уставшие, они буквально попадали без сил там, где рубились с вражескими пехотинцами, которые быстро ретировались в глубь извилистых городских улочек, где за время осады успели построить немало баррикад. Вот только ворвавшаяся в распахнутые ворота армия генерала Рамиреса неудержимым валом пронеслась по Барселоне, сметая на пути любое укрепление, заливая ало-черной кровью мостовые; словно в отместку за последние десять лет поражений монархисты резали всех горожан, не разбирая, кто сдается, а кто действительно сопротивляется из последних сил. Королевские солдаты за три дня полностью уничтожили жемчужину Пиренейского полуострова. Монархи никогда не прощают предателей, ну а если это не один человек, а целый город или даже провинция, то чаще всего кара становится кровавой и безжалостной. Так что, отдав приказ разграбить Барселону, Филипп просто оставил угрюмую памятку в назидание потомкам…
– Маркиз, не кажется ли вам, что пора наконец припугнуть испанца?
В большом, просторном зале трехэтажного особняка сидели всего два человека, иногда возле них появлялся слуга с подносом, ставил пару бокалов вина и легкую закуску и тут же испарялся. Сегодня маркиз де Торси и барон Тисмар специально припозднились и не отправились домой.
Очередной день переговоров стран-союзников и Франции прошел безрезультатно, стычки на границе утихали и разгорались вновь, словно и не собрались дипломаты разных стран все вместе в одном городе. Европа любит поучать «диких» варваров в их невежестве, однако даже папуасы имеют представления о том, что такое перемирие.
– Барон, вы говорите с дворянином и человеком чести! – грузный, немного одутловатый маркиз с неприязнью уставился зелеными глазами на холеного седовласого мужчину крепкого телосложения. – Предлагать подобное, значит не уважать моего короля!