— На сегодня достаточно, Нахаленка. Он упрямый и добрый малый. Весь в тебя, но уже глубокая ночь.
— Мне не нравится, когда ты ведешь себя бесцеремонно.
Однако Родерик уже подхватил меня на руки.
— Давай напомню, что еще тебе нравится.
Вокруг его зрачков пульсировала черная кайма. Он устал и переполнен болью. То ли своей, то ли чужой.
Я могу потребовать поставить меня на пол или отнести в дальнюю спальню. И он даже послушается — и останется с собой один на один.
Обвила его шею руками. Потоки, крепко сплетенные из всех стихий сразу, обрушились на меня лавиной. В груди мага полыхал тревожный темный огонь. И кто же из нас устал?
Он наклонил ко мне голову и обжег поцелуем, в котором непонятно, чего больше — жадности?.. Восторга? Вот так значительно лучше. Узкие окна в переходах школы проплывали мимо чересчур быстро. Родерик не шел, а парил вместе со мной.
Глава 105
Он покрывал поцелуями мои руки — от локтевой ямки и до запястья, а я все никак не могла сосредоточиться. Это не сон, это со мной. Мы уже в его спальне, на той самой исполинской кровати, которая так будоражила воображение.
Однако напряжение после разговора с Дейвом не проходило. Оно только усиливалось потому, что я продолжала нервничать в такой неподходящий момент… Вчера Родерик остаток ночи согревал меня, заключив в объятия. Это было спокойно, даже чудесно. А сейчас я дрожала от болезненной неловкости. Он, единственный мужчина, мнением которого я дорожила, наблюдал за моей первой близостью — что-то более мерзкое сложно себе вообразить.
Он видел всю сцену от первого лица, напомнила я себя. Наблюдал моими глазами. Однако легче от этого не становилось. Вдруг сейчас он ласкал меня, если и не преодолевая гадливость, то по инерции и из жалости?
Все эти годы я не рассчитывала даже на шанс. Не допускала мысли, что, узнав правду, он сохранит ко мне что-то кроме сострадания. Ну, и горечи по поводу загубленной любви. Он, действительно, любил меня тогда. Девочку, которую не сдерживали препятствия.
Поцелуи спустились к груди и ощущались щемяще-нежными. Родерик проводил языком от соска вниз, а потом очерчивал полукружие, так же аккуратно, но уже дразняще. Как бы я ни дергалась, истома предвкушения добралась даже до пальцев на ногах.
От противоречивых сигналов кружилась голова. Собственные мысли пугали до трясучки.
С первым мужем мне в такие моменты было проще отключиться и ни о чем не думать. А здесь я пыталась угадать ощущения Родерика. Хорошо ли ему со мной или он настойчиво убеждал меня и себя, что у нас все по-прежнему?
Он все-таки накрыл губами сосок и слегка прикусил. Я чуть подалась назад, но при этом не удержалась и за плечи потянула его на себя. Вырвался короткий лихорадочный стон.
Его губы перемещались от одной груди к другой. И я не успевала сообразить, где именно мне сейчас так сладко, потому что пальцы тоже не останавливались. Сжимали, гладили, уговаривали. Это же настоящая пытка.
Впрочем, Родерика одолевали сомнения, чем-то похожие на мои:
— Ты не обязана соглашаться только потому, что я тебя об этом прошу, — глухо выпалил он, а затем зарылся носом в ложбинку на груди. — Но я не железный и вскоре уже не сумею разорвать контакт. По-моему, я уже предупреждал об этом однажды… Точно помню. Как же тебе не повезло, моя Нахаленка. Неадекватный, не до конца сдерживающий тьму, постоянно жаждущий, чтобы ты его приняла… Всей магией, всем телом. И как можно быстрее.