Кажется, сама тишина замерла в ожидании ответа. Или это мне так казалось? Сердце билось так быстро и отчаянно, точно от этого зависела моя жизнь. Очень сложно избавиться от этого странного ощущения. Но и понять его причины пока не удавалось.
– Ее звали Аделина Линтар, – как-то спокойно и деланно буднично ответил Энтони. – Демон, который писал данный портрет, называл ее «моя Адель».
Его голос прозвучал слишком ровно. Чересчур. Так можно говорить только о чем-то таком, что лично его касалось. Может ли Энтони быть тем самым мужчиной, которого я видела? Тем художником?
– Демон, который писал данный портрет? – переспросила я, глядя на него в упор. – А кем был этот демон?
Энтони на мгновение моргнул, а потом вдруг рассмеялся. Тень, мелькнувшая на его лице, промелькнула и исчезла:
– Ты подумала, что это я? Признайся, Злата!
Я только отвела взгляд, чувствуя себя глупо. Похоже, это и стало лучшим ответом на его вопрос. И ректор с какой-то горечью проговорил:
– Нет, Злата, это был не я. Это был мой предок, который когда-то руководил этой Академией. Очень давно.
– И что с ним стало? И с этой ведьмой? Она же была ведьмой, да? – завалила ректора вопросами я. При этом у меня создавалось очень странное ощущение. Будто я имею на это право. Да и сам господин Бертран вовсе не пытался меня одернуть. Точно это самое право он признавал.
– Да, Злата, она была ведьмой. Ведьмой из твоего мира. Первый набор, который пришел к нам по обмену, – пояснил Энтони, а я едва удержалась от вопроса: «Так это она пропала?». Действительно, это была первая мысль, которая приходила в голову в данных обстоятельствах. Но показывать свою осведомленность я сочла излишним. Плюс понимала еще один момент: ректор скажет мне не больше, чем он сам готов сказать. К сожалению, этот противник во много раз хитрее и мудрее меня и переиграть его у меня не выйдет. Пока что.
– А что с ней потом стало? Непринужденный почти курортный роман, и разошлись как в море корабли? – поинтересовалась я как можно небрежнее. На меня удивленно посмотрели, и я запоздало сообразила: здесь понятия курортного романа не особо известно. Ну да черт с ним, догадается как-нибудь, умный же.
– Ну почему же? – губы Энтони изогнулись в улыбке. Какой-то нехорошей, от нее по коже скользнул мороз. – Он женился на Аделине. И ведьма осталась в нашем мире.
– Надолго? – уточнила я, чувствуя подвох во всей этой истории. Что-то не так. Здесь не может быть счастливого конца. Иначе я бы здесь не стояла. Разобраться бы еще, что.
– Пока ведьма его не предала, – пристально глядя мне в глаза, сообщил ректор. Так, точно он меня же пытался в этом упрекнуть. Будто я и была той самой ведьмой предала лично его.
– Как? – я невольно подалась вперед, точно сокращение расстояния могло бы помочь докопаться до правды. В горле неожиданно пересохло. Глаза моего собеседника в какое-то мгновение стали наполняться пугающей чернотой, а время начало казаться резиновым, бесконечным. Скажет он или нет?
– Что как? – переспросил Энтони, моргнув. Бездна из его глаз начала постепенно исчезать, а я наконец смогла выдохнуть. Такого ректора мне воспринимать отчего-то было тяжело. Хотелось что-то сделать, чтобы он вернулся в нормальное, адекватное состояние. Чтобы шутил и улыбался. Чтобы чернота больше никогда не затрагивала его глаз. И души. Я наивно, вполне в духе собственного фамильяра, отчаянно хочу верить, что ректор хороший. В конце концов, у моей Алиски чутье, она же не может ошибаться, правда?
– Как она его предала? – переспросила я. Ответ на этот вопрос казался ключевым, почти решающим. Будто сейчас ответит – и я пойму, что тогда произошла. При этом абсолютно ничего не зная о прошлом. Смешно, не правда ли? – И вообще, как давно это было? – решила уточнить я.
– Несколько сотен лет назад, – предпочел ответить на последний вопрос Энтони, и я на мгновение даже пожалела, что задала его. Сбила с главного. – А насчет предательства…
Он замолчал, а я невольно схватила его за руку в ожидании ответа. Это неловкое прикосновение точно огнем меня обожгло, и я едва удержалась от того, чтобы отдернуть руку. Это было бы как-то очень уж глупо.
Ну почему же он молчит?