Стараясь не встречаться с Ристадом глазами, дотронулась до пузатой миски с позолоченными изящными ручками. Воздух задрожал, нагревая содержимое. Когда фарфоровая крышка была поднята, от еды шел ароматный парок.
– Почему вы называете слуг темными прислужниками? – спросила я, наливая суп сначала ему, потом себе.
– Они заключили договор с Торстенами.
– И подписали кровью, – презрительно вырвалось у меня.
На лице ведьмака расцвела понимающая улыбка.
– Сейчас используют красные чернила.
– Ты тоже покупал души своих слуг, господин Торстен? – полюбопытствовала я.
– Я глава семьи, – напомнил он. – Люди приходят в замок за помощью, но не всегда способны предложить весомую плату за сложные ритуалы и идут в услужение.
– То есть вы меркантильно продаете чары несчастным, попавшим в беду.
– Мы – нет, – покачал головой Ристад. – Темная магия требует платы, и не обязательно деньгами. Но послушай, Агнесс, разве чародеи не продают магию?
– Прости? – ощетинилась я, готовая немедленно защищать моральные ценности светлых магов.
– Ваш отец зарабатывает на жизнь бытовыми чарами.
– Да, но… Светлая магия не требует продавать душу, а платят нам монетами и из благодарности за помощь!
Если вспомнить мужа Глории, полтора года прослужившего в помощниках у отца, то, положа руку на сердце, за помощь этого горе-мага следовало наказывать, а не благодарить.
– Мы не похожи на вас, – не удержалась я. – И на мир смотрим по-разному.
– Неужели? – усмехнулся Ристад. – У нас у всех есть голова, руки, ноги и магический дар.
Он взял ложку и спокойно попробовал еду, подогретую светлой, а не темной магией, словно личным примером доказывая, что совершенно не брезгует благами чужеродной силы.
– Нас учат разным вещам, вкладывают разные ценности.
– Ты про мир во всем мире? – с иронией заметил он. – Неужели ты полагаешь, что мы за войну просто ради войны?
– Темная магия совершенно другой природы. Она разрушительная, – чувствуя, что начинаю злиться буквально на пустом месте, выпалила я.