Первый соблазн большого города ждал инкуба на выставке экзотических бабочек. Сама я терпеть не могла любых насекомых, особенно тараканов, но чего не сделаешь ради чопорного, высокоморального развлечения. Мы почти поссорились, когда спорили, сможет ли Нестор оживить жука-носорога из рамочки под стеклом, если привезти его в подарок, но к общему мнению не пришли. Еще пару часов угробили на скучнейшую лекцию о пользе бытовых заклятий в центральной библиотеке светлых гримуаров и оба едва не уснули. Хэллрой даже клюнул носом. Потом я затащила его в хозяйственную лавку, где с превеликой дотошностью выбрала клетку для крыс-зомби и заставила инкуба с этой клеткой таскаться по улицам.
Где-то между унылой лекцией и напряженной покупкой клетки для некромантского отродья мне вдруг вспомнилось, как во время летней практики мы с подружками ходили поглазеть на хористов из ансамбля светлой Академии святого Йори. Они дважды в день пели в городском храме, а после выступления всегда появлялся важный, очень разговорчивый проповедник и выдавал какую-нибудь нравоучительную речь. Хотелось верить, что сегодня он не слег с горловой жабой и приготовил проповедь на тему соблазнов в большом городе. Оставленная напоследок «клубничка» была призвана окончательно добить ведьмака и породить ну просто демоническое желание отправить меня в Торстен. Можно тычком в спину, я не обижусь. Главное, наикратчайшим маршрутом.
– Надеюсь, ты понимаешь, насколько я здесь неуместен? – даже не пытаясь скрыть недовольство, проворчал инкуб.
Спорить сложно. Темный маг, в лице которого отсвечивала демоническая сущность, вписывался в интерьер, как голая блудница в толпу монашек.
– И сидеть неудобно, – добавил он, поелозив на жестком сиденье, отчего громко лязгнула спрятанная под стулом клетка. О том, насколько Хэллрой впечатлен, свидетельствовала глубокая складка, прочертившаяся на гладком лбу.
– Считается, что неудобства обостряют восприятие прекрасного, – сумничала я.
– Скажи это тем мудрым людям, которые предпочитают слушать оперу, сидя в кресле театрального ложа, – парировал он.
– Здесь не поют оперу.
– Да, здесь исполняют священные гимны. Почему именно хор в капелле?
Хористы очень привлекательные, а проповеди длинные и нудные, но сбежать до окончания не удастся. На дневной концерт собралась целая толпа просветлённых старушек, а мы уселись в самый ее центр. Незамеченным не уйдешь: придется протискиваться между рядами под прицельным взглядом молельщика, так что вынудят сидеть, проникаться и незаметно превращаться в приличного человека.
– Теплые воспоминания, – соврала я. – Во время летней практики ходила сюда с подружками.
– Подружки живы? – с прохладцей, забыв про обычный сарказм, уточнил он.
– Что им сделается?
– Тогда почему ты предаешься воспоминаниям?! – с раздражением в голосе вопросил он, но вдруг фыркнул: – Ну конечно! Я все понял.
– Что именно?
– Ты вовсе не изображаешь строгую дуэнью, Агнесс Эркли! Ты такая и есть: набожная, скучная пуританка!
– Разгадал, – широко улыбнулась я, встречаясь с ним взглядом. Долгие секунды мы не разрывали зрительного контакта, хотя рядышком кто-то настойчиво покашливал, предлагая вспомнить о правилах поведения в приличных местах, особенно в капеллах. В фиолетовых глазах ведьмака вновь танцевали огоньки. Он все еще пытался меня зачаровать и наверняка уже обнаружил печать от ментального воздействия.
– Хористки хотя бы хорошенькие? – отворачиваясь, проворчал он.
Отвечать не пришлось. Очаровательные бородатые «хористки» вышли к зрителям и споро встали красивым полукругом. Вперед выступил высокий плечистый солист с золотыми кудрями, оказавшийся еще привлекательнее, чем мне запомнилось.
– Агнесс, – наклонился Хэллрой к моему уху, – ты что же, притащила меня поглазеть на сборище голосящих мужиков?