Голос прозвучал дружелюбно и совершенно буднично. Но во взгляде, которым меня одарили, читалось — я знаю!
Это стало поводом потупиться и чуточку смутиться. Ну а когда официантка отошла, Бьер продолжил:
— К тому же Сэл понимает, что дело — политическое. А туда, где замешана политика, да еще большая, только законченный идиот полезет. В таких делах можно потерять гораздо больше, чем выиграть. За вмешательство могут и убить.
Увы, но поспорить не захотелось. Все верно, политика — дело очень грязное…
— Но, как я понял, главная причина все-таки в другом, — вновь подал голос Лонош. — Ты им понравилась.
Я удивленно уставилась на него. Было ясно, что жду пояснений, но музыкант среагировал неадекватно. Он окинул меня взглядом, а потом прикрыл рот ладонью и прыснул. Бьеру реально смешно было! Причем очень.
С минуту я смотрела на это безобразие, а потом все-таки не выдержала…
— Что? — спросила с толикой обиды.
— Твои брови, — охотно пояснили мне.
И после недолгой паузы:
— Прости, но они такие… такие…
Какие именно, Лонош не сказал, но я и так знала, что жутковатые. И хотя момент был, в общем-то, серьезным, непроизвольно надулась. Все понимаю, но обязательно было напоминать?
— Что значит «понравилась»? — возвращая Бьера к разговору, спросила я. — Чем?
Собеседник сразу успокоился и даже снова посерьезнел…
— Ты — своя, — заявил он. — Такая, как мы.
В голосе музыканта прозвучала искренняя убежденность, а я фыркнула. С одной стороны, подобный взгляд польстил, а с другой…
— Мы разные, Бьер.
Да, разные, и это очевидно.
— Не настолько, чтобы кто-то мог назвать тебя чужой, — не пожелал согласиться музыкант.
Повисла пауза — недолгая и довольно неоднозначная. Потом Бьер продолжил: