— Это сложно.
— А мне сложно смириться с тем, что ты весь день провела в компании трёх мужиков. Полдня слушаю, как Иридиев поёт Пахе дифирамбы о том, какая у него охуенная девушка. Думаешь, я не ревную? Только почему-то не предъявляю тебе обвинений.
Рывком выпрямляюсь и рычу:
— Попробуй. — но тут же смеюсь. — А ты ревнуешь?
В динамике раздаётся тихий смех и звенящий выдох.
— Пиздец как. А если учитывать, что сижу тут как в тюрьме, а ты располагаешь свободой передвижений, кроет конкретно.
— Андрюша, вот скажи мне… — перевожу дыхание и продолжаю на надрыве: — Зачем я тебе такая?
— Затем, что я тебя ненавижу. Не давай мне повод пожалеть об этом.
— Запасись терпением. Это только цветочки.
— Не сомневаюсь, ненормальная. Но постарайся не выводить меня слишком сильно. Ты даже представить не можешь, как сложно сидеть здесь, не имея возможности вырваться к тебе.
— Могу, Андрей. — выбиваю на серьёзе. — Я с ума схожу от того, что не могу прямо сейчас посмотреть тебе в глаза и…
— И убедиться, что я говорю правду. — перебив, издевается он.
— Нет. Извиниться нормально.
— Думаю, я готов принять от тебя извинения в таком виде.
Мы разговариваем не меньше часа. За это время полностью отпускаю злость и принимаю свою неправоту. Попрощавшись, сменяю мишень. Набираю номер Киреевой. Отвечает она не сразу, а когда всё же берёт трубку, музыка перекрывает её слова, но я всё равно слышу открытое недовольство.
— Что у тебя было с Андреем? — выбиваю ровно со сталью.
Если она сейчас подтвердит его слова, то оставлю её в покое. Если продолжит меня бесить, ей конец. И эта дура расфуфыренная выбирает неверный вариант.
— После того, что ты устроила, я с тобой даже говорить не хочу. Но раз тебе это не даёт покоя, то так уж и быть. — типа одолжение делает. — Всё. Он хорош в постели. На следующих выходных мы опять встречаемся.
Если у меня и были сомнения, то после последнего предложения их не осталось.
— Тебе звиздец, сука. — шиплю угрожающе и сбрасываю вызов.