— Тише, рябчик, тише! Я не понимаю, что происходит, потерял память. Поэтому будь так любезен мне все объяснить. Понял? — прошипел я, а увидев, как один из подельников лысого дернулся в нашу сторону, перехватил усача левой рукой, а правой выхватил у него пистолет и навел на его корешей. — Стоять!
— Погодьте! Мы токмо… поговорить, — прохрипел лысый.
В словах бандита, а скорее всего, мужик пришел не с благими намерениями и не чтобы пожелать мне доброго утра, я почувствовал фальшь, лукавство. Но не убивать же мне лысого? Я теперь живу только по закону, а тут явно припишут превышение самообороны. Мне еще как-то отвечать за тех бандитов, что возле дома были, перед пожаром. Хотя, может, здесь можно не думать про тот пожар? Вот бы знать.
Пистолет? Что это такое вообще я держу в руках? Я прищурился, рассматривая его — это было кремневое оружие. Насколько я понимал в истории огнестрела, у меня сейчас одна из последних моделей пистолей перед началом эры револьверов. Дульнозарядный пистолет, малоэффективный, с массивным замком и округлой рукоятью.
Признаться, я думал, что двое из присутствующих бандитов, которые еще оставались на ногах и волками смотрели на меня, рискнут действовать, все же я несколько отвлекся, определяя модель пистолета.
Между тем, ситуация напряженная. Я могу, в лучшем случае, срезать разве что одного противника, на второго просто не будет пули, хоть кидай сам пистолет в голову бандиту, увесистая вещица. Так что они вполне могли бы вытащить свои пистолеты, которые я уже приметил. Но нет, бандитам их жизнь и здоровье оказались более важны, чем проявление смелости и решительности.
— Я тебя отпускаю, ты обрисовываешь суть проблемы, мы думаем, как ее решить ко всеобщему удовольствию. Руки не распускаем, слова плохие не говорим. Ты понял? — обратился я к лысому.
— Чего же… кхем… тут не понять. Понятно все, — прохрипел бандит, когда я ослабил хватку.
Я медленно стал разжимать захват, будучи готовым сразу же, если только лысый дёрнется, снова его обездвижить. И вот он уже сидит, потирает шею и широко раскрывает рот.
Пистолет я не опускал, держал на мушке подельников лысого. У одного из них была в руках увесистая трость с набалдашником, и прихватил он этот предмет явно не для того, чтобы опираться. Наверное и не для сексуальных игр.
— Палку поставь — вон туда, в уголок, — я кивнул в угол комнаты. — И пистолеты на стол.
После потребовал, нет, язвительно-любезно попросил лысого повторить мои приказы. Он явно тут, так сказать, центровой. Дождался, пока его подельники выполнят распоряжение.
— А теперь чётко, внятно и с расстановкой поясните, какого хрена вам от меня надо? — приказал я, считая, что такая манера общения с теми, кто испугался действовать, оправдана.
— Господин Шабарин, нам говорить с вами надобно, — сказал лысый и достал платок
Я ожидал, что он сейчас начнет натирать свою вспотевшую лысину, словно тарелку в лучших ресторанах, но платком усач тер шею. И мне даже захотелось подойти, плюнуть на лысую макушку, да натереть его голову, чтобы посмотреть и увидеть там свое отражение. Интересно, все же, как я выгляжу.
— Вы, знаете ли, господин Шабарин, денег должны, и немалых. Нет у вас путей, чтобы не выплатить положенное. Это, смею напомнить, долг карточный, долг чести, — сказал вожак.
Шабарин? Ну ладно, не это же выяснять? Начать разговор с того, что я — не я, не правильно. Бандиты уверены, что я — некий Шабарин, не стану их разочаровывать. Странностей и без того хватает. И еще эта одежда…
Лысый был во фраке фиолетового, режущего глаз цвета, у него был бархатный воротник и такой же жилет с серебряными цветочками. Одежда вызывала ассоциации с помешательством ума у того, кто в подобное рискнет облачиться. Или же наряд выглядел настолько нелепо, что я скорее представил бы лысого на сцене театра, играющим роль авантюриста Хлестакова в Гоголевском «Ревизоре», чем здесь относился бы к нему серьезно. Было нелегко не улыбаться. Но эти ребята всё-таки пришли с оружием, надо выслушать с вниманием.
— Господин Шабарин, вы действительно ничего не помните? — приторно-вежливым тоном обратился ко мне лысый.
— Понтер, какой он господин после всего? — загундел в нос тот, которого лысый называл Мартыном.