— Да, именно! — подтвердил Прохор, раздувая ноздри. — Профсоюз — это сила! И мы, крестьяне, тоже имеем права!
— Права, — кивнул я, стараясь не рассмеяться. — Это хорошо, что у вас есть права. А какие, если не секрет?
— Ну, — начал Прохор, загибая пальцы, — во-первых, мы требуем восьмичасовой рабочий день.
— Восьмичасовой рабочий день? — переспросил я, нахмурившись. — А раньше сколько работали?
— По четырнадцать часов, — ответил один из пахарей, поглядывая на Прохора.
— Ого, — протянул я. — Это действительно много. А что ещё?
— Во-вторых, — продолжил Прохор, — мы требуем достойную оплату труда. Не хотим мы работать за миску похлёбки! Слышал я, что в некоторых княжествах платят оклады и премии. Чем мы хуже тамошних мужиков? Пусть и у нас также будет! Верно я говорю, родимые?
По толпе пробежали воодушевлённые возгласы.
Серьёзная заявка. С таким задором мы скоро и до присуждения титулов доберёмся. Пусть все баронами да баронетами станут! Раскатал мужик губу. Его б на фабрику — производство поднимать. Главное чтоб, обратного эффекта не получилось. Кстати, предложу-ка я его Корсуньскому! Может тот найдёт куда этого революционера-фантазёра пристроить?
— Справедливо, — согласился я. — За оплату согласен, а вот про остальное даже не слышал, а потому — отклоняется. Дальше что?
— В-третьих, — голос Прохора стал ещё более торжественным, — мы требуем создания рабочего комитета! Чтобы крестьяне сами могли контролировать свои условия труда!
— Рабочего комитета? — переспросил я, чувствуя, как мои брови пытаются покинуть голову. Это уже перебор. Откуда он столько понабрался?
— Ну, да! — закивал Прохор. — Каждый должен сам решать свою судьбу! Может кто хочет в столовой на раздаче работать, или на складе, в тепле на табуретке сидеть, а его за плуг ставят! Не справедливо так. Пусть место работы каждый сам выбирает!
На этот раз восторженных выкриков не последовало. Видимо, понимает всё же народ, что мужика немного не туда понесло.
— Хорошо, — я почесал затылок, делая вид, что думаю, — а если все в кладовщики пойдут, кто ж хлеб выращивать будет? Аграфена Аркадьевна получается? Так что ли! Остальные же на складе сидят, больше некому!
Теперь даже рыжие братья-пахари загоготали.
Я обвёл крестьян взглядом. Была в их глазах не только усталость, но и жажда перемен. И что же мне с ними делать? Можно, конечно, отмахнуться от этих требований, но я сам заложил первый камень, когда начал всячески их поощрять.
— Хорошо, — я прошёлся перед выстроившимися в шеренгу пахарями. — Я согласен на восьмичасовой рабочий день. И я согласен на достойную оплату труда.
— Ура! — не удержался кто-то из крестьян, но увидев, что все стоят тише воды, прикрыл рот и растворился в толпе.
— Но, — я поднял указательный палец, — создание рабочего комитета мы обсудим позже.