— Рад видеть в нашей скромной обители таких высокопоставленных господ! — сухо поприветствовал нас граф Сидельников. — Чем Совет может быть полезным?
— Сложите полномочия и валите всем скопом в своё Новосибирское урочище, — пробубнил в кулак Казанцев и залился громким кашлем.
— Погоди, Семён. Так переговоры не ведутся, — шёпотом приструнил я своего сопровождающего. Когда-то я тоже брал нахрапом, но иногда это не лучшая стратегия, и уж точно не с порога.
— Господа желают чего-нибудь выпить? — рядом появился всё тот же служащий. На этот раз он держал в руке поднос с разного рода напитками.
— Спасибо, в другой раз, — отказался я и повернулся к главе Совета.
Тот сверлил меня своими мутными глазами. И надо заметить, делал он это не просто так. Старик был неплохим менталом и сейчас пытался аккуратно прознать о моих намерениях. Зря. Ментальные блоки впаяны в моё сознание, так что, максимум чего он добьётся, так это назойливой и продолжительной мигрени, от которой будет сложно избавиться.
Сидельников вдруг сморщился и отвёл взгляд в сторону. Ну вот, я же говорил. Теперь придётся терпеть весь наш разговор, а я его и без того планировал сделать не совсем приятным.
— Меня и моего друга, барона Казанцева, с недавнего времени осаждают многочисленные маргинальные сообщества. Полагаю, вы в курсе о них. Буквально несколько часов назад на меня напала группа наёмников, прибывшая из Новосибирского княжества.
Сидящий по левую руку от Сидельникова розовощёкий молодой человек с торчащей вверх чёлкой хмыкнул и покачал головой, будто только что выслушал причитания убогого о тяжёлой людской доле.
Виконт Альберт Краузе — главный подпевала главы Совета. Вхож в семью новосибирской княжны и потому набивает в этой дыре нужный в управлении опыт. «Пупсик» — так его назвал Казанцев. Странное слово, но оно мне понравилось. На вопрос «почему», мой бесцеремонный друг ответил коротко и ёмко: «Потому что он носит яйца не в том месте!»
— Всегда где-то кто-то на кого-то нападает! Не нужно это выпяч…
— До этого, нападение было совершенно на имение барона Казанцева, — перебил я виконта, будто его вообще здесь не было.
Голос у «пупса» и в самом деле звучал так, словно он во рту варит яйца. Вон даже слюни пузырятся. Ужасное зрелище. Никогда бы не хотел иметь такого слугу.
Краузе покраснел и повернулся к графу Сидельникову, будто искал в нём защиту.
— Я же говорил, «пупсик»! — с улыбкой произнёс Казанцев, наклонившись ко мне.
— Мне докладывали, — нехотя признал граф. Его глаза теперь смотрели с нескрываемым презрением.
— Со всем уважением, ваша светлость, но от этого ничуть не легче, — пробасил Семён, проведя пятернёй по волосам. — Две моих деревни сожжены, убито двенадцать гвардейцев, скотина угнана.
— Мы не могли прислать подмогу. На дорогах распутица, — парировал третий член Совета, фабричник Иннокентий Корсуньский, пятидесяти пяти летний вдовец, единственный адекватный и максимально лояльный к блокадной аристократии человек. И да, в отличии от остального Совета, он был родом из Болотного. Те переехали в разные годы.
— С дорогами всё в порядке, уважаемый, вас, видимо, ввели в заблуждение.
Корсуньский вопросительно посмотрел на Краузе, тот только пожал плечами.