Ксения благодаря музыке, да и не только, пользовалась успехом. Ростом в маму, правда, к началу восьмидесятых такой уже никому не казался вызывающе большим, как четверть века назад, тёмная и яркая, но с чертами лица, сглаженными славянскими кровями отца, девушка была как минимум миловидной.
Сама влюбилась только раз — в учителя биологии в старших классах. Мирослав Иванович был старше на десять лет и женат, но кого это остановит? Похожий на скандинава-викинга, под два метра ростом и едва ли не полстолько в плечах, курчавый рыжеватый блондин привлекал внимание всех десятиклассниц, но только одна втрескалась по уши, старательно скрывая чувства. И лишь на выпускном узнала, что её неразделённая страсть не была секретом ни для соучеников, ни для предмета обожания. С выпускного убежала, обрыдавшись…
В меде на одного пацана приходилось пять-десять девчат, и от столь низкой мужской концентрации многие парни сами обабились, при них не стеснялись подтягивать колготки и обсуждать фасон лифчиков. В отличие от деток с периферии, чьи мамы знали всего два фасона в магазине: бельё есть или белья нет, отпрыски номенклатуры кучковались, им было доступно куда больше, чем поступившим в институт по отдельному конкурсу для отработавших младшим или средним медперсоналом либо отслужившим армию. Различались интересы и отношение к жизни. В общем, парни-медики из вуза Ксению не интересовали, хоть по ней сох один активист из комитета комсомола, отвечавший за дискотеки на студенческих вечерах отдыха. Она снабжала его новинками зарубежной попсы, но далее не позволила даже подержаться за ручку.
О необходимости учёта сословных различий более всего настаивала мама, зародившая в себе чувство классового превосходства со времён учёбы в медучилище Чкалова-Оренбурга. Порой Ксюше хотелось подговорить кого-то из знакомых, чтоб оделся вахлаком, привести домой и представить маме: «Знакомься, это сантехник Панас, выпускник ГПТУ №34 и мой жених. Будет у нас жить». Не рискнула, побоявшись, что Алла убьёт хоть кого-нибудь — «жениха», дочку или себя саму.
Папа всегда вёл себя несравнимо демократичнее, отгораживаясь от других в единственном случае — когда его перегружали просьбами. «Юрий Алексеевич, вы же великий человек, не откажите в помощи». Он давно понял, что все проблемы не решит, столько, сколько он сделал для людей, дай бог каждому, и решительно заворачивал просителей. Иначе только и делал бы, что улаживал чужие конфликты.
Во всём остальном говорил: доча, мы благодаря их труду летаем в космос, вкусно кушаем, ездим отдыхать в Крым, живём в огромной квартире и на госдаче, будь проще!
А не получалось.
Правильно накрашенная, одетая как с глянцевого журнала, Гагарина-младшая притягивала мужские взгляды. В школе и в институте лет семь ходила на художественную гимнастику, получила второй взрослый разряд, пластику и королевскую осанку. Соответственно, была вынуждена выработать взгляд холодной стервы, очень помогающий отшивать желающих снять её прямо на улице.
Каждый раз, когда заводила разговор с папой о космосе, тот сразу говорил: тебя психологи зарубят, ты — как роза с острыми шипами. В мужской коллектив на «салют» отправят женщину с мягкими манерами, не самую красивую, чтоб не вызывала скандалы между мужиками. Если отправят, конечно.
И что делать?
Ближе к выпуску, накануне распределения, начала терзаться мыслью: вся из себя такая, пусть не первая леди курса, но точно в топ-десятке, отчего с личной жизнью никак? Без долгих колебаний совратила женатого доцента с кафедры педиатрии. Немолодой мужчина открыл ей дорогу к плотской любви, правда, не открыв тайну наслаждения. Не то чтобы очень больно, как пугали некоторые подружки, получившие первый опыт много раньше, но и радости не особо. Сколько раз нужно просто потерпеть, пока кто-то более умелый, чем тот доцент, высечет из неё божественную искру телесного счастья? Тем более, многие дамы ничего подобного не испытывают никогда.
Вперемешку с думами о личной жизни девушка механически заполняла бумаги с результатами обследований. Увидела, что в палате с Резо и его весёлыми товарищами никто не уедет в Звёздный, у каждого нашлись отклонения. Мелочь, да только критерии отбора остаются жёсткие.
Тем более, кому-то придётся лететь на Марс. Даже если проблемы со здоровьем начнутся через сутки после старта, экспедицию в принципе невозможно прервать, за пределами Земли экипажу придётся провести порядка двух с половиной лет, и максимум, что возможно — глотнуть аспиринчику из аптечки. Помимо гуманных соображений — не гоже вернуть родным бездыханное тело космонавта, на его путешествие к Красной планете уйдут миллиарды рублей. Что, впустую потраченные? Поэтому медики дадут зелёный свет только парням, кто с высокой степенью вероятности не заболеет даже насморком. Не говоря о том, что придётся лететь за пределами магнитосферы Земли и молиться, чтоб Солнце не шарахнуло вспышкой. А за пару лет будет обязательно. Один грей — это лучевая болезнь, вряд ли с летальным исходом, но здоровье подорвано до конца недолгой жизни. Два грея — прогноз куда менее благоприятен. Больше — простите за всё, вопрос лишь, как скоро закончатся страдания. И Андрюха, придурок, из шкуры лез ради командировки на «Салют-13», где как раз имитируются условия долгой марсианской экспедиции!
Да, стенки станции представляют собой сэндвич из свинца, обеднённого урана и каких-то композитов, частично уменьшают излучение, тем более оба космонавта увезли с собой достаточно медикаментов, ускоряющих выведение радиации. Медленное облучение куда мягче переносится, чем ударная доза. Но… Всё равно это очень не здорово.
Стрелка настенных часов указала на цифру «шесть», коллеги принялись сворачиваться и собираться домой. Ксения прихватила лёгкое платье и забежала в туалет — скинуть халат, под которым не было ничего кроме минимума белья, и надеть уличное. Больничные босоножки сменила на белые блестящие с каблуком и с длинными ремешками, сплетающимися на икре наподобие греческих сандалий. Осталось проверить макияж, короткую причёску, папиного зайца в сумочке, и — домой.
Вишнёвая «ласточка» марки ВАЗ-2105 завелась легко и непринуждённо, папа договорился, чтоб кто-то из его бесчисленных знакомых присматривал за дочкиными «жигулями». Ксения никогда не открывала капот, только салон, багажник да горловину бензобака, запираемую на хитрый замок против желающих слить топливо или хулигански бросить в бак какую-то грязь.
Машина вписалась в неплотный поток и покатила к проспекту Мира. Катаясь почти ежедневно, кроме самых снежных зимних дней, девушка вполне освоилась, не вызывая раздражения у московских водителей, любителей выкрикнуть оскорбление вроде «пятицилиндровая» при виде дамы за рулём.
До проспекта не доехала, завидев автобус, впереди него «москвич» и плотное кольцо людей. Конечно, имела полное право надавить на газ. Но клятва Гиппократа, папино обычное «если не мы, то кто же» и прочие непонятные побудительные толчки заставили перенести правую босоножку на педаль тормоза.
Машина прижалась к бордюру за толпой. Ксения прихватила аптечку, намного превосходящую по комплектности стандартную, и бодро застучала каблуками в сторону скопления людей. Решительно раздвинула их со словами «Я — врач, что здесь происходит?»
У блестящего хромом переднего бампера лежал на асфальте мужчина. Явно живой, потому что начал вставать.