Новый поток воспоминаний из детства заставил меня развернуться и уткнуться лицом в сорочку Аддерли.
— Все придет в порядок, и оба мира смогут сосуществовать, как прошлое и настоящее. Нужно время, просто нужно время…
— Это не просто миры, это словно две жизни… во мне будто два человека… и я не знаю, кто из них истинная я, где мой истинный мир, где мой дом, мой якорь…
— Это не два человека, Ада, — прошептал Артур, крепче меня обнимая. — Это ты. Просто прими свое прошлое и вернись в настоящее. Я буду твоим домом, твоим якорем и твоим маяком.
Не знаю, сколько я так пролежала на коленях у мужа. Но он терпеливо ждал, мягко поглаживая мои плечи и шепча слова утешения. Стонать я перестала, боль очень медленно отступала, а круговорот в голове немного утихал. Лишь ураган чувств, состоящий из страха, смятения, боли, одиночества, отчаяния и, как ни странно, пугающей радости, никак не хотел прекращаться.
Лишь когда за окнами забрезжил рассвет, инспектор осторожно выгнулся, чтобы размять затекшую спину, и прошептал:
— Давай я отнесу тебя на кровать, и ты отдохнешь.
Я не спорила, не возражала, просто доверилась ему и позволила перенести мое одеревеневшее тело в постель. Артур присел рядом и коснулся пальцами пылающей щеки.
— Я вспомнила родителей, — прошептала я. — У меня была семья. Любящая, заботливая, очень дружная. Я родилась здесь, Артур. В столице. Мне исполнилось двадцать четыре года, когда… когда…
— Не спеши, — попросил Аддерли, убирая мои волосы, которые упрямо падали на глаза.
— Мы не были богаты, но и бедными нас не назовешь. Посещали приемы, дружили с соседями. Мое имя Оливия Престон, родителей звали Анна и Бенджамин. У меня была младшая сестренка Глория. Я познакомилась с Томасом на приеме и спустя несколько месяцев приняла его предложение. Мы были счастливы, и теперь я должна понять, что именно произошло более столетия назад. Как я его погубила…
Язык заплетался, мысли все еще путались, я чувствовала сокрушительную усталость, все еще не совсем понимая, что реально, а что нет.
— Тебе нужно отдохнуть. — Артур коснулся губами моего лба и укрыл одеялом. Этого хватило, чтобы я провалилась в глубокий, принесший временное забвение сон.
Проснулась только вечером, с трудом открыла глаза и застала Артура за изучением бумаг, которые мы принесли из архива. Некоторое время мне понадобилось, чтобы немного прийти в себя и осмотреться. На муже не было ни галстука, ни пиджака, рукава закатаны, верхние пуговицы расстегнуты. В комнате пахло табаком, но я заметила, что окно приоткрыто, поэтому запах не был удушливым. Волосы Артура взъерошены, на лице появилась щетина. Я смотрела на него и с радостью осознавала, что ничего не изменилось. Я все так же нежно его любила и сейчас больше всего хотела оказаться в его объятиях. Мне нужно было зацепиться за этот мир, вспомнить о собственной принадлежности чему-то или кому-то, мне нужен тот самый маяк, чтобы обрести родной берег.
Словно ощутив мое пробуждение, Артур поднял голову и неуверенно улыбнулся. Его усталое и встревоженное лицо рассказало мне о многом. О том, что он не спал ни минуты. О том, что беспокоился обо мне и пытался найти ответы среди отчетов, рисунков и заметок. И о том, что он любит меня и был готов на все ради моего благополучия. Вот он мой маяк, несущий свой трепещущий свет сквозь тьму боли и утрат.
— Как ты? — спросил он, поднимаясь.
Движения Артура показались робкими, словно он не знал, чего от меня ожидать, словно не понимал, как вести себя, словно боялся, что я его отвергну. Мысль об этом причинила новую боль, и я протянула руку, которую он тут же взял.
— Я бы приняла ванну и позавтракала, хотя вернее будет сказать — поужинала. — И тоже постаралась улыбнуться как можно искреннее. — А потом нам предстоит путешествие в прошлое. Томас сказал, что это кольцо позволит мне наконец вернуться туда, где все это началось.
— Ты уверена? Мне кажется, что ты еще не совсем восстановилась…
— Уверена, — мягко перебила я его, опираясь на протянутую руку и поднимаясь с кровати. — У нас нет такой роскоши, как время, милый. Лютер не дал нам его. Сейчас не время раскисать, к тому же если я поддамся унынию, то оно меня затянет и выбраться будет нелегко.