— Пугало ты огородное…
— Три года — зима по лету, три года — лето по зиме…
Пальцы ползли по плечу к шее, прикосновение к незащищенной коже оказалось склизким и обжигающим. Шевелиться я уже не могла, воздух вокруг меня будто густел, превращаясь сначала в воду, затем в студенистый кисель. Я отчего-то знала, что скоро он замерзнет и тогда чудовище меня отпустит, оставит в покое.
— …три года — само по себе…
Я не смогла вдохнуть, глаза заволокло красной пеленой, в ушах зашумело прибойно.
Батюшка горевать будет.
Сердце ударялось в виски, раз, другой, третий. Все медленнее и медленнее… Ну вот и все, Серафима… Приказывай всем жить, а сама…
Бах! Мир разлетелся огненными снежинками. Меня отбросило, приложило спиной о скалу. Костяная голова моего обидчика стукнулась о землю, подпрыгнула мячиком, покатилась. Безголовый монстр замер, покачнулся, из перебитой шеи во все стороны летели желтоватые вонючие брызги, потом обрушился кучей мусорных обломков. Шея дернулась, выпустила последнюю вонючую струйку и затихла в пыли.
Воздух скользнул в горло. Я закашлялась, упала на колени, затем завалилась на бок. Шейный обрубок твари был похож на дохлого слизняка. Зрелище мне не понравилось. Я устремила взор вдаль. Голубое яркое небо, голубое яркое море и разделяет их лишь крошечная серая полоска, может, даже и не реальная, а сочиненная, ибо одно от другого отделять положено.
— Авантюристка загорская, — говорил кто-то зло. — На полчаса оставить нельзя, чтоб не ввязалась ни во что.
Перед моим лицом покачивался револьвер, и не покачивались две ноги в на диво пристойно скроенных брюках.
— Налюбовался стихиями? — Хрип получился знатный, помирать после такого эффектно. — А, Болван Иванович?
— Огненной с избытком, — непонятно ответил Зорин, спрятал револьвер и легко подхватил меня на руки.
— Гавра посмотри, — брыкнулась я.
— Посмотрел.
— И чего?
С закрытыми глазами и, если прислониться виском к груди господина чародея, голове было почти не больно. Нес он меня ловко, будто от многолетней привычки барышень на руках таскать.
— Девять жизней у твоего Гавра, оклемался уже. Следом трусит, полюбуйся сама.
Я полюбовалась только одним глазом, и открыла его не полностью. Котик прихрамывал, шерстку кое-где марали красные пятна.
— Лечить его надо.