И когда я просто стою, уставившись на него с замешательством на лице, он решает за меня, схватив мою руку и потянув за неё так, что я вынуждена идти за ним следом. Мы идем в молчании, занятые каждый собственными мыслями. На моих губах замирает множество вопросов, которые я хотела бы задать, но им сейчас не время и не место. Я прижимаю руку к животу, чтобы утихомирить растревоженную нервозность.
— Почему ты так нервничаешь, когда тот, кто будет нестись по трассе со скоростью двести километров в час — это я?
Я останавливаюсь и смотрю на него, не имея возможности видеть сквозь его темные линзы, и мне интересно: он действительно не понимает, что проводить с ним время, быть с ним, когда я не могу получить его, страшно расстраивает меня? Ходить на цыпочках и думать «А что если…?» Я решаю подыграть ему:
— Я волнуюсь за тебя. Разве ты не переживаешь из-за того, что можешь разбиться?
— Ой, я разбивался много раз, Райлс, — он поднимает свои тёмные очки, так что наши глаза могут встретиться. — Иногда нужно пару раз разбиться, чтобы осознать свои ошибки, и затем, когда дым рассеется, в конце может получиться, что так лучше. Урок, извлеченный в том случае, если у тебя есть следующий раз, — он пожимает плечами, сжимая мою руку и застенчиво улыбаясь. — Кроме того, иногда вмятины, в конечном счете, просто добавляют больше силы характеру. — Наши глаза удерживают друг друга, и я знаю, что он имеет в виду больше, чем гонки. Мои глаза умоляют его, молча задавая вопросы, которые я боюсь озвучить, но он нахлобучивает свои очки обратно, делая вид, что ничего не заметил. Он снова тянет меня за руку, побуждая двигаться, и наши переплетённые пальцы — единственный ответ, который я получаю.
Я пытаюсь придумать, что сказать, чтобы добавить нашей прогулке некоторого легкомыслия.
— Разве тебе не положено перед гонкой бродить с особым выражением лица или что-то типа того, говорящее, что ты отключен от внешнего мира и сосредоточен?
— Что-то подобное бывает, — он смеётся надо мной, — но сегодня не гонки. Кроме того, обычно я действую таким образом, когда покидаю мастерские. Что бесконечно бесит мою сестру.
— Почему это?
— Потому что я мгновенно забываю про всё и всех, — иронично произносит он с ласковой улыбкой на своих красивых губах.
— Типичный мужлан, — смеюсь я, качая головой. — Спасибо за предупреждение.
— И она говорит, что я выгляжу злым. Я пытаюсь объяснить ей, что это просто часть моей работы, но её этим не купишь.
Мы ещё немного идём в тишине, на моих губах улыбка. Слева я слышу рёв двигателя, а где-то справа раздаётся стук гаечного ключа по бетону.
— Я не был уверен, что ты приедешь сегодня, — его слова меня удивляют. Мне кажется, я делаю достаточно, чтобы стереть с лица изумление. — На твоём месте я послал бы вместо себя другого сотрудника.
— Нет, — бормочу я, когда мы останавливаемся на углу здания, и я смотрю на него снизу вверх. Разве он не понимает, что даже когда он отталкивает меня, меня неудержимо к нему тянет? Что я не могу оставаться в стороне, даже если захочу? — Я хотела увидеть тебя в деле. Понаблюдать за своими мальчиками — как они перенесут всё увиденное.
Он пару секунд пристально смотрит на меня, потом кивает приветственно кому-то проходящему, и снова возвращает ко мне свой взгляд:
— Я рад, что ты здесь.
— Я тоже, — мямлю я, борясь с желанием отвести глаза от его интенсивного взгляда.
— Дальше нельзя, — говорит он мне, привалившись к стене и упираясь ногой позади себя.
— Ох…