— А ты бы стал драться, когда жену за косы или ребенку нож к горлу?
— Стал бы, — вызверился Зигмонд. — Еще как стал бы. Пойми, Сьюз, "милость победителя" — это только слова. Захочет — смилуется, нет — у тебя же на глазах и с женой и с ребенком что хочет сделает. Лучше уж сразу.
Я представила себя в роли схваченной врагами Зигмондовой жены… и согласилась. И верно, лучше сразу. Вот оно как, значит, когда муж из тех, с какими — как за стеной крепости, надежно…
— Ничего, — Зиг, хвала богам, был слишком зол, чтобы заметить мое внезапное смущение. — Гарник им пообещал завтра поутру детей в замок отправить, уже спокойней. К тому же, поверь моему опыту, Сьюз, торчащая на шесте посреди деревни голова заметно прибавляет селянам бодрости. Особенно, если обладатель оной головы совсем недавно нагнал на них страху. А что деревню, пока урожай не соберут, охранять придется, — так оно и к лучшему. Понятно и вопросов никаких. Кто подумает, что на самом деле они там Анегарда прикрывают?
Было бы еще наутро, кого прикрывать, думала я. Спохватывалась, гнала такие мысли прочь, шептала: живи, только живи! Перетерпи эту ночь, ты же сильный, ты сумеешь! Обтирала кровавую пену с темных губ, вливала в рот наговоренные отвары, уговаривала:
— Глотай! Ну, еще немного!
В редкие минуты затишья отбегала к бабушке, просила:
— Скажи, что он выживет! Пожалуйста!
— Вы молодцы, — шептала в ответ бабушка. — Вы справитесь. Верь, девонька… ты только верь…
И я верила. Изо всех сил старалась верить.
Затрещала свеча, уронив огонек до едва тлеющей искры. Заскулил за окном Серый — и умолк. Тьма затопила комнату, тьма — и промозглый, стылый холод. Анегард захрипел, я чувствовала, как напряглось, выгибаясь дугой, его тело.
— Держи его, Сьюз, — хлестнул свистящим шепотом Зиг.
Навалиться на плечи, обнять, прижаться… ну же, не дергайся, нельзя, рана разойдется, и… дыши, лучше дыши! Зиг бормотал что-то неразборчивое, быстро, торопливо, и его голос отдавался смутным эхом там, где я привыкла слышать лишь бессловесное зверье. Наговор, заклятье, молитва? Да какая разница, лишь бы помогло! А силы в словах нелюдя немеряно, раз даже я чую… что ж ты раньше не попробовал, а?
Зигмонд умолк; тьма сгустилась, хоть ложкой черпай. Миг неустойчивого равновесия длился и длился — тот миг, когда высшие силы решают, в какую сторону качнуть людские судьбы, и от тебя уже ничего не зависит, ведь ты лишь букашка на ладони богов…
Анегард расслабился и задышал — хрипло, часто, захлебываясь воздухом, как неумелый пловец — водой. Взвился вверх огонек свечи, бросил теплые отсветы на мокрое от пота лицо. Живой… Я вздохнула с ним вместе — и тут только поняла, что какое-то время не дышала вовсе.
Зиг тяжело опустился на пол, откинул голову на край кровати. Я заметила вдруг, что он белей Анегарда. Спросила, с трудом продавив слова сквозь сжатое внезапным страхом горло:
— Что с тобой?
— Все хорошо. — Нелюдь хрипло рассмеялся. — Все хорошо, Сьюз. Замечательно все. Обошлось, хвала богам, судьбе и азельдорскому архивариусу.
— Кому?! — переспросила я. — Причем тут, всех богов ради, азельдорский архивариус?!
— Когда-то, — Зиг отвечал неторопливо и с явным удовольствием, — давно, очень давно, Сьюз, старый азельдорский архивариус научил меня очень древним и очень полезным чарам. Они, правда, еще и очень страшные, но тогда мне было все равно…