— Я не в этом смысле. Ты такая добрая, хорошая, все чувствуешь… А я…
— Ты злая и бесчувственная, хочешь сказать? Ну знаешь, много я ерунды слышала, но такой…
— Погоди, послушай…
И я выложила все, о чем думала последнюю декаду. Про родителей, братьев, любовников и про то, что у меня нет настоящих чувств, тех о каких книги пишут и в песнях поют. Мысли есть, а чувств нету.
Соль слушала меня, не перебивая, а когда я наконец закончила, еще некоторое время молчала. По лицу ее было видно, что она переваривает сказанное. Затем она вдруг погладила меня по голове и привлекла к груди, как ребенка. Моя мать так никогда не делала.
— Бедная девочка. Бедная маленькая девочка.
В первую минуту мне стало так хорошо и тепло, что внутри открылись какие‑то краны и из глаз сами собой потекли слезы. Но потом я устыдилась: нельзя же так распускаться! А Соледад все гладила меня по голове.
Я осторожно выбралась из ее объятий и спросила:
— Ну, что ты обо всем этом думаешь?
Она ответила вопросом на вопрос, причем спросил такое… Я никак не ожидала.
— Марта, а сколько тебе лет?
— Двадцать пять, а что?
Соль задумалась, потом сказала:
— Ты на три года моложе Бруно, но он по сравнению с тобой дитя — дитем… хотя ты тоже хороша. А знаешь, сколько мне?
— Понятия не имею.
Я, конечно, понимала, что Соль меня старше, но когда поняла насколько… Не упала только потому, что и так сидела на песке.
— Пятьдесят шесть. Для ведьмы юность, но, как ты понимаешь, жизненный опыт еще никто не отменял. И вот что я тебе скажу: не переживай.
— В смысле?
— А вот просто: не переживай. Или так: не бери в голову. Ты нормальная. Просто у таких умненьких, как ты, эмоциональное развитие часто запаздывает.
Я вытаращила глаза, Соль на это махнула рукой: