Мне подурнело. Пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Горе магическое! Но хоть живой остался, уже радость.
— Но знаешь, — заметив мое состояние, решил добавить ложечку меда в ведро чего-то горького и противного Анб, — у него какая-то совершенно невероятная магия. Парень даже от снадобий отказался, говорит, через два часа организм сам разберется со всем, что ему мешает.
Ну да, магия. Скорее наследство, оставшееся от потусторонней сущности. Но отказываться от лекарств… Сейчас я кому-то устрою незабываемые два часа!
Влетая в небольшую комнатку, я была настроена именно так, но едва увидев Тавиша, всхлипнула и присоединилась к уже висящей на нем Нале.
— Горе магическое…
Он стонал и шипел, но стоически терпел. Ровно минуту, потом все же не выдержал.
— Девчонки, мне, конечно, приятно, что вы переживали, но хватит уже на мне виснуть, я и так на части разваливаюсь, — простонал Дивальд и попытался нас от себя отодрать, за что был вознагражден двумя тычками с разных сторон.
— Может, хоть обезболивающие капли примешь? — попыталась проявить заботу Нала.
— Мне не надо, — упрямо заявил наш герой.
Совести у него все-таки нет. Мы чуть не поседели, а он…
После того как вволю наплакались, наобнимались и, наконец, поверили, что родному существу больше ничто не угрожает, мы с Налой оставили болезного в покое и разместились на стульях. От лечения Тавиш категорически отказался, но ему требовалось некоторое время, чтобы справиться с самыми опасными повреждениями, и желательно было его пока не тревожить. Риссы великодушно разрешили нам остаться в комнатке, где отдыхали и настраивались перед схваткой бойцы, и раз уж мы все собрались вместе, а заняться все равно было чем-то надо, я как раз успела рассказать друзьям о своих злоключениях и о том, что узнала сперва от Говарда, потом от Аделины.
Разговор получился насыщенный, зато в конце его вопросов ни у кого не осталось.
— Утром сообщу Ридушу про снадобья на риссьей крови, — устало вздохнул Тавиш. — Как знать, может, в этом и кроется ключ к излечению Михаэллы?
Окружающие заулыбались и дружно кивнули, а я вдруг поймала себя на том, что в последние дни вообще не думала о лице. Не до того было.
И даже если ничего не получится, теперь рядом со мной есть люди, которым я дорога такая, как есть. Это ли не главное?
— Ну что, Михаэлла, едем домой? — Тавиш встал с кресла, которое занимал, и протянул мне руку.
Совесть неприятно оскалилась, но принять его жест я заставить себя не смогла.
— Прости, но я лучше поживу у Аделины.
— Почему? — глухо рыкнул мужчина, и мне почудилось в этом звуке вязкое, ледяное отчаяние.
Глупость какая. А впрочем, каждый слышит то, что хочет услышать.