Яркие.
Побережье, где я выросла, море, белый песок и большое солнце в лучах-завитушках. Оно каталось по небу туда-обратно и широко мне улыбалось. М-м-м, плохо-то как…
Эрихард что-то взволнованно говорил врачу или сестре, я не поняла.
Простыни казались раскаленными, как если бы я вновь была на том пляже. И солнце теперь улыбалось ехидно, будто вознамерилось в этот раз меня спалить. И изнутри тоже жгло.
— М-м-м.
— Лланочка…
— Не говорите родителям, что я заболела, — прошептала еле слышно.
Наари склонилась надо мной и ласковым голосом что-то обещала, слов не разобрать. Знала бы я, чем для меня обернется авантюра с коронами… все равно бы в нее ввязалась, чего уж там. Если Эрихард теперь свободен от изматывающего вымораживающего влияния, оно того стоило. Что угодно.
— Так, все, меня это достало, — рыкнул кронс и решительным движением отстранил от меня заранее скорбящую парочку.
На возражения даже ухом не повел.
Вынул из-под одеяла и подхватил на руки.
Пол с потолком поменялись местами… стремительных раз шесть, уши заложило, к горлу начала подступать тошнота.
— Закрой глаза и положи голову ко мне на плечо, — приказал муж.
Наари что-то еще пролепетала, но кто бы ее слушал.
Чувствуя себя так, словно умираю медленно и мучительно, я подчинилась. Через минуту ощутила, как становится легче. Нет, жар не спал, даже не собирался, но Эрихард нес меня по коридорам, и от его движений разгоряченную кожу гладил прохладный воздух. Мм-м. Да. Только пусть не останавливается. Еще мой нос утыкался в воротник его рубашки, пахнущий морозом и свежестью. Странным образом, несмотря на мое плачевное состояние, этот запах прочистил голову и прогнал часть неприятных ощущений.
— Не отпускай меня, — не уверена, но… возможно, я сказала это вслух.
Веки отяжелели.
Все еще было душно и муторно, но меня начала затягивать сонная темнота. Возможно, получится спрятаться в ней хотя бы ненадолго.
— Держись, Снежность. — Как и за что, интересно, я должна держаться, если он опустил меня на сиденье слоттерса. — Кажется, я придумал, как тебя вытащить.
Ощущение кожаной обивки отозвалось болью на моей собственной коже, но зато сиденье оказалось прохладным. Это было последнее, что я осознала, перед тем как отключиться.