— Почему Зверь? — Я удивилась, но не сильно. Чего-то такого следовало ожидать.
— Не слышала про его жену?
— Я, конечно, тоже бы не стал терпеть эту бесполезную фифу, — влез гном. — Но все-таки лучше развестись, а не убивать.
Отношения у всего Лельшема к соседу было вполне однозначным. Его считали виновным, откупившимся и всячески демонстрировали свое презрение. Раньше его тоже недолюбливали. Обитатели городка — люди простые, включая того же мэра, а у семьи Илс был титул, и пусть он давно утратил силу, а сами грейфы Тэрнские никому не тыкали своим величием, от кого-нибудь из них всегда ожидали чего-нибудь эдакого. И дождались. Люди получили официальную причину ненавидеть Ларенца. А он окончательно стал изгоем.
С ним не заговаривали. Ему отказывались продавать что-либо в магазинах и лавках, не пускали в таверну и прочие местные заведения. Женщина, которая трижды в неделю приходила к нему убираться, уволилась. И кухарка тоже. Но Тэрн никогда не бывает один, поскольку уже почти год за ним всюду следует приставленный к нему магический надзиратель.
Ах да, ещё ему запрещено каким-то временным постановлением покидать провинцию, где находится Лельшем.
Лично я на его месте призналась бы в чем угодно, чтобы прекратить весь этот кошмар.
Встреча с мэрской женой у меня все же случилась. Будто какая-то невидимая сила притягивала ко мне все, что не надо.
Хорошо хоть обвинить в нарушении обещания меня тут даже при желании не получится.
Она сама пришла, как раз когда мы обсуждали детали моей отработки. Я успела порадоваться тому, что общежитие так удачно рухнуло, оценить скупость градоправителя, поднять оплату своих чар на десять процентов чисто из вредности и согласиться обойтись без кабинета. Место для магии и приема посетительниц у меня дома есть. Сомневаюсь, что выделенное городом окажется намного удобнее.
И тут в кабинет впорхнула она.
Стройная особа, волосы черным шелком разметались по спине и плечам, на губах теплая улыбка, а в руках — корзинка.
— Дорогой!
Признаюсь, я сначала не поверила.
Да она же в дочери ему годится!
Но мэр растекся, будто подтаявшее маслице на солнце:
— Любовь моя? А я уже соскучился…
Даже мою романтичную душу чуть не вывернуло.
Тем временем жена открыла свою корзинку и принялась выкладывать перед мужем кривые бутерброды. Очень кривые. Невероятно, вопиюще, отвратительно кривые. Словно у четы дома не было ножа, и она сперва рвала ногтями хлеб, а потом и все остальное.
— А я принесла тебе обед, — чирикало прекрасное явление. У мужа щека дернулась. Знакомо так. — Не могу же я позволить, чтобы мой пупусик ел в таверне еду, безразлично приготовленную чужими руками!