Рейд. Оазисы

– Пе-переделать человека – три ме-ме-месяца. Ну, четыре, сделать заново – т-т-три года.

– Вот оно что. Время. Тогда понятно.

– А ещё… расход протопла-азмы. Передела-ать человека в ра-ра-а… в подсобного рабочего – тридцать литров. Сделать заново – двести.

Генетик подошёл к двери, положил руку на замок и остановился, ожидая геодезиста.

Тот ещё раз огляделся и нехотя двинулся к двери.

«Эх, сюда бы специалистов».

Глава 32

Пятьдесят пять? Нет, пятьдесят восемь. Воздух висит густым маревом, не шелохнётся, ни намёка на ветер или облачко. Таким воздухом даже дышать горячо, но его рука тянется не к маске респиратора и не к очкам. Курки обреза под пальцем, он взводит оба. Обрез в левой руке, правой он откидывает полу пылинка, чтобы сразу взяться за револьвер. Он готов, но Валера, похлопывает его по плечу, успокаивая.

А как ему успокоиться, если прямо в тридцати шагах от лестницы, по которой им предстоит спускаться, на небольшом бархане на карточках сидят на песке два дарга. Не по-человечески огромные, словно раздавленные ступни их ног утопают в раскалённом песке. Их неприкрытые половые органы тоже почти касаются песка, а им хоть бы что. А чуть дальше такой же на холмике сидит, ждёт. И на углу дома ещё два, в теньке притаились, он сразу их не заметил, и в двадцати шагах от мотоцикла ещё два. Да сколько же их тут? Даже если он будет стрелять быстро и не будет промахиваться, ему всё равно не победить. Два патрона в обрезе, четыре патрона в револьвере. Нет, без шансов. Горохов становится так, чтобы между ближайшими даргами и им стоял Валера. С угла те двое его не достанут. А вот те, что у мотоцикла, опасны. Но они ближе всего, значит, картечь и жакан из обреза они получают первыми.

Но Валера ведёт себя странно, он продолжает его хлопать по плечу:

– Не-е… Не волнуйтесь, о-они охраняют нас.

Горохов на секунду отрывает взгляд от людоедов, чтобы с удивлением взглянуть в разные глаза генетика. В его мире дарги никого из людей охранять не могут. Дарги это ЛЮ-ДО-Е-ДЫ. Они могут только сторожить свою пищу.

– Не… не волн-нуйтесь, пойдёмте, – говорит генетик и, как следует, хлопнув тяжёлой дверью, начинает спускаться по лестнице. – Идите за… зам-мной.

Горохов понимает, что тут, наверху, он просто отличная мишень почти для всех дикарей, и спиной к стене, старясь не выпускать людоедов из глаз, начинает спускаться за Валерой вниз. Обрез наготове, правая рука почти на рукояти револьвера. Он переводит взгляд с одного на другого, они все, все смотрят только на него. Но винтовки не поднимают. Он почти спокоен, случись что – он двумя движениями убьёт или смертельно ранит двоих ещё до того, как кто-то из людоедов успеет поднять оружие. А дальше? А дальше, как повезёт. Если всё завертится… Нужно будет пробиться за угол и там перезарядить дробовик.

А Валера, который уже спустился вниз, поднимает руку и странно сгибает её. Раз, два, три. Это какой-то знак. Тот дарг, которого Горохов увидал первым, тоже встаёт и… направляется к ним. Подходит, встаёт совсем близко от геодезиста. Винтовку он держит как палку. У него пегая борода, совсем пегая, ни одного чёрного волоса. И на голове чёрного мало. Зубы большие, жёлтые, крепкие. Он их скалит зачем-то. Толи хвастается, толи так улыбается. Потом что-то говорит гортанно, это мерзко звучит, рыхло и неразборчиво, Горохов, даже если захочет, не сможет это воспроизвести:

«Эрхгархуннх, атаса».

– Это значит «утро», – без привычного заикания говорит Валера.

«Что за дурь, на часах почти три, какое ещё утро? Очень хочется нажать на курок».

Горохов вздыхает. Людоедов нужно убивать всегда и везде, где только увидишь, но, кажется, не в этот раз. Сейчас, когда он на пороге самой большой своей удачи, он должен беречь себя. И главное – беречь информацию, что добыл. Да и этого странного генетика тоже надо бы сохранить.

– Эрхгархуннх, атаса, унга? – Говорит Валера.