– Вот за «балабола» кури ка свои, а не офицерские.
Юрка скалиться и прячет пачку в карман.
– Вот жмот ты, Червоненко. – Смеётся Каштенков и говорит Саблину: – Чего ты с этим жмотом водишься?
– Со школы к нему привык, – отвечает Аким.
Казаки смеются, а Юрка достаёт из кармана пачку офицерских сигарет и выдаёт всем по одной, в последнюю очередь даёт сигарету пулемётчику:
– На, только за то даю, что ты человек отчаянный, глупый, но отчаянный.
Саблин докурил красивую сигарету и пошёл в палатку. Там хорошо.
Там двадцать семь градусов всего. Там можно скинуть броню и завалился на прохладный брезент кровати. И выспаться по-настоящему, спать не так, как спишь в окопе или в кузове грузовика, а по-настоящему. Почти как дома. Он так и сделал. Снял броню, лёг на свою кровать и закрыл глаза. Тихо-тихо в палатке.
Там за её чуть шевелящимися от ветра стенами, сидят говоруны и спорщики, а дальше шуршат траками грузовики, что везут свой тяжёлый груз на юг. А над головой тихо урчит маленький вентилятор, что достали ловкие руки из старой маски, и приспособили его к охлаждению палатки. Тихо, нежарко, спокойно. Вот и всё, что нужно солдату для счастья.
На ужин, старший прапорщик Аленичев расстарался, была тыква.
Огромные оранжевые ломти жареные с острым салом. Объедение.
И кукурузный хлеб свежевший. А после повар принёс две кружки и поставил их перед Саблиным и Карачевским со словами:
– Это от полковника, за траншею.
Аким и руку не успел поднять, как Юрка уже схватил кружку и стал нюхать содержимое.
– Ну, чего там у них? – Спрашивает радист Семён Зайцев.
– Ну, не водка точно, – размышляет второй номер пулемётчиков Сафронов.
– Кофе, – говорит Юрка и ставит кружку перед Саблиным.
А повар приносит тарелку, на которой лежат кружки свиной колбасы, а так же маленькие бутербродики из хлеба и жёлтого повидла.
– Ишь, ты! – Восхищаются казаки. – Вон значит как.
– Саблин, ты никак в офицеры мылишься. – Говорит радист.