– Они городские, им положено, – хотел отшутиться взводный.
Но не вышло.
– Ты, товарищ прапорщик, сообщи в роту, что мы уже злимся, – заметил ему снайпер Чагылысов, он спокойно покуривал и никак не походил на злого человека. – Пусть подсотенный поварам вставит, чего они лентяйничают. Тридцать часов в бою, поесть можно.
Конечно, пехотинцы с ними поделились, и казаки уже садились с солдатами есть, но обида, всё-таки, во взводе была. Пехотинцам еду привезли, а им нет.
А после раннего завтрака на позиции появился их сотник и подсотенный. Первым делом, как только принял рапорт от взводного, Короткович пошёл к ним, к Саблину и Карачевскому.
И то ли Михеенко ещё не подал рапорт о невыполнении приказа, то ли сотник отмахнулся от этого рапорта, но Короткович с ними чуть не обниматься начал.
– Молодцы, казаки, молодцы. Не убавить, не прибавить, молодцы. Вы, значит, вдвоём траншею зачистили?
– Так китайцы… – Саблин хотел сказать «все разбежались почти».
Но Володя его опередил:
– Мы. На гранатах пошли. Сначала они тут уперлись, вроде как, думали с нами перекидываться, ну а когда мы им склад взорвали, так и попятились.
– Молодцы, о вас уже и наш полковник спрашивал, и командующий операцией. Товарищ Колышев!
– Я! – Отзывается подсотенный.
– Представление к крестам обоим. И всему взводу тоже представление к наградам.
– Есть, – сказал Колышев.
Он пожал Саблину и Карачевскому руки вслед за сотником и сказал:
– Вы, штурмовые, конечно, много о себе думаете и позволяете себе много, но уж… Если берётесь… То можете. Этого у вас, казаки, не отнять. Кресты заслужили.
От этого строгого человека большей похвалы услышать было просто невозможно.
Когда офицеры ушли, прапорщик погрозил им кулаком и сказал:
– Не очень-то вы о себе думайте, штурмовые, особенно ты, Саблин. Не думай, что разговор наш закончен. Я тебе твоё неповиновение ещё припомню.
Когда он ушёл, Володька уселся на дно траншеи и закурил, Аким стоял рядом, смотрел на поле, где лежали мёртвые китайцы.