– Слышите? – Спросил Колышев, поднимая палец вверх.
Все прислушались, но нечего необычного никто не усушал:
– Нет, – ответил Райков, – ничего не слышу. А что нужно слышать?
– Вот именно, что ничего не слышите, – говорил офицер, – потому и не слышите, что слушать уже нечего, ветер стихает, буран кончается, через полчаса и пыль осядет, солнце встанет, когда подойдёт подкрепление, нам из этой траншей и головы высунуть не удастся. Поэтому будем брать траншею сейчас, до неё сто пятьдесят метров, проходы у нас есть, по темноте и пыли дойдём без потерь, без стрельбы, за дело возьмёмся уже в траншее противника.
– Мы даже не знаем, сколько их там, – сказал Саблин с едва скрываемой неприязнью.
Он сейчас просто ненавидел этого человека. Ну что ему не сидится в этой удобной и глубокой траншее, чего ему неймётся? Чего он сам смерти ищет и всех остальных за собой тащит, дело ведь не то, что опасное, оно гиблое. Неужели он сейчас внеочередное звание себе зарабатывает, или, может, серебряный Крест Почёта ему нужен?
Когда же он успокоится?
Колышев глянул на него с неожиданным спокойствием и произнёс:
– По боевому расписанию НОАК траншею в триста метров защищает один пехотный взвод. Та траншея метров триста пятьдесят, там не больше взвода. Да и даже если там два, это простая китайская пехота, а мы пластуны. Два взвода нам будут по зубам. Кстати, эту траншею мы взяли за десять минут, тут тоже был взвод китайцев.
Он помолчал пару секунд и добавил:
– Когда взойдёт солнце, мы ту траншею будем брать, умываясь кровью. Поэтому лучше пойдём сейчас. Пока темень и пыль ещё летит.
Ни Акиму, ни сержанту, ни уряднику Райкову возразить было больше нечего.
Колышев не без труда, опираясь на стенку траншеи, встаёт и говорит так, чтобы все, кто был рядом, слышали:
– Через десть минут атакуем, вторую группу поведёт урядник Райков и сержант… Не помню вашей фамилии…
– Сергеев, – сказал сержант.
– Да, и сержант Сергеев, пойдёте по восточному проходу, я дам вам планшет, с вами пойдут штурмовики Тарасов, Кульчий и Семёнов. И весь первый взвод. Первую группу поведу я, со мной штурмовики Саблин, Карачевский и весь четвёртый взвод. Сапёров делим поровну. Сапёры идут замыкающими, у них броня легче. Как только доходим до траншей, режим радиомолчания прекращаем, работаем с рациями, действия координируем. Сапёры на рожон не лезут, помогают казакам.
Казаки и солдаты бросили китайскую кашу, собирались вокруг и слушали подсотенного, слушали его заворожённо, не издавая ни звука, все молчали, говорил только он. Саблин просто кожей чувствовал, как все эти люди сейчас ненавидят Колышева. Они уже считали, что тяжёлый бой для них до утра закончен. Можно ждать подмогу и отдыхать, а тут вот это. Он опять гонит их в очередную атаку. Опять в атаку, из которой живыми вернуться далеко не все! А подсотенный словно и не замечал всей этой неприязни, он прижимал к себе свою изувеченную руку, стоял и чётко выговаривал слова, ещё он был бодр, он единственный, кто сейчас, после целой ночи непрекращающегося боя, был бодр и энергичен. Это всё инъекция, стимулятор. Наверное, ещё и поэтому измотанные и уставшие люди так мрачно молчат, слушая офицера.
– Товарищи, я знаю, что не хочется, я знаю, что страшновато, но у нас нет другого выхода, мы не можем ждать рассвета.
– Вы планшет отдали второй группе, – вдруг резко произнёс Саблин, – как пойдёт первая?
– Не волнуйтесь, Саблин, я всё запомнил. Я помню проход.
ebooksa