Аким бегом спускался к лодке, он собирался столкнуть её на воду, так как она была почти на земле. Но этот Сашкин голос…
— Саня, ты как? — Решил уточнить он.
— Ранен, — сухо ответил Каштенков.
— Саня, куда? — Саблин бросил весла, повернул обратно.
Больше всего на свете сейчас Аким боялся потерять своего товарища, больше всего на свете! Сейчас это болтливый человек, склонившийся над прицелом пулемёта, был для него всем миром, и больше никого не было под этим ярким солнцем, никого вокруг, кроме свирепых степных тварей с чёрными бородами.
— Саня, я к тебе, — произнёс Саблин и стал карабкаться наверх.
— Аким, готовь лодку, слышишь, — заорал Каштенков, — пол ленты осталось.
— А ты как? — Спросил Саблин. — Куда попали?
— Правый бок, правое плечо, но я в порядке, кровит не сильно. Рёбра, кажись, поломали, но рука ещё работает, в перчатке крови нет, ты лодку, лодку готовь!
Лодка, ну, допустим. Река от дождей разлилась, такой многоводной Саблин её никогда не видел, триста метров, не меньше. Ну, сядут они, Саблин на вёсла, Сашка на корму со щитом, он грести не сможет, и что? Поплывут, и пятидесяти метров не проплывут, как дарги прибегут на берег, и тогда… Мишени для дикарей лучше не придумать, надежда только на щит и на течение. Но другого пути, наверное, у них уже не было.
Он подобрал вёсла и побежал вниз, ничего-ничего, они ещё поборются.
А пулемёт наверху ни на секунду не замолкал.
— Аким, — послышалось в наушниках, — лодка готова?
— Сейчас, Саша, сейчас.
Он уже подбегал к лодке, тащил к ней весла, когда чудом увидел на панораме движение, кто-то мелькнул справа, только каким-то чудом, иначе это везение не назовёшь, но он успел среагировать, привычка штурмовика, чуть что — укрывайся щитом. И вот именно это его и спасло. Два дарга, которых он не заметил, буквально с пятнадцати метров справа, считай в упор, открыли по нему огонь.
И полетело, и в бок, и в шлем, и в наплечник, и снова в шлем, и ещё раз в шлем, и пусть через щит, всё равно ему мало не было, словно тяжёлым молотком били. И правый бок ещё, и да, кажется, мимо щита ударила так, что дыхание перехватило. И в правую ногу. Он бросил весла, начал валиться в невысокие заросли каких-то растений, накрывая голову щитом. Панорама от ударов «поплыла», может, камеру сбили, может, компьютер перегрузился.
Он практически слеп, а ему еще две пули прилетели. И тогда на звук, на здравый смысл, на удачу, он стрельнул в ту сторону, откуда летели пули. Машинально продёрнул затвор и опять выстрелил.
И слышит смех, там кто-то смеётся, кажется, смеются над ним, и это очень хорошо, очень хорошо, за эти секунды, что в него не стреляют, панорама перегрузилась, теперь он снова видит всё отлично, и у него самого шок прошёл. Он теперь знает, откуда в него стреляли. Дарги, а он там как минимум не один, прячутся за выступами обрыва, ему их не видно, но и им его сейчас не видно. Они укрылись, но он их прекрасно слышит:
— Эй, казак, бегать не надо. Лодка плыть не надо. Подыхать надо.
И смех, они смеются, нет, он там точно не один. Машинально Саблин загоняет патроны в пенал дробовика. Он ещё не точно знает, где они, но Саблин знает, что будет делать. Нужно только уточнить их местоположение.