Хольм не знал, что случилось тогда, что пошло не так… Не мог ведь отец пожалеть даров для храма или не любить мать своего будущего сына. И она его тоже любила, если ради Черного Волка, тогда еще простого воина, бродяги и охотника, покинула могущественный клан Медведей. А отец молчал. И на осторожные намеки, и на прямые вопросы. Пока не сказал однажды, чтобы Хольм не лез не в свое дело и всю жизнь старался держать своего зверя в крепких оковах рассудка. Потому что кровь у него порченая, дикая.
«Порченая кровь, — шипела вслед ему Сигрун, когда отца не было рядом. — Звереныш, дикое нутро, до рождения проклятый…» Но Хольм привык думать, что это из-за его непослушного нрава, да и не за что мачехе любить пасынка, напоминающего родному отцу о потерянной жене. Слова отца стали ударом, выбивающим дыхание, у Хольма даже в глазах потемнело. И вопросов он больше задавать не стал. Зверь так зверь. Это была его шестнадцатая весна, и Хольм угрюмо подумал, что быть зверем для оборотня куда естественнее, чем человеком. А вот сейчас…
В дверь постучали, и слуга, которому Хольм велел доложить, как только отец вернется, осторожно заглянул в дверь.
— Вождь приехал, — сказал он почтительно. — Сходил в купальню, а сейчас у себя.
— Ясно, — бросил Хольм, — благодарю.
Желание грозы или хотя бы дождя стало почти невыносимым. Пойти, что ли, в воду окунуться? Можно взять коня и съездить на реку, а можно просто поплавать в маленьком озерце возле города… Отогнав тоскливую жажду прохлады, он мрачно глянул в закрывшуюся за слугой дверь, встал и, поправив пояс с привычной тяжестью меча, вышел из комнаты.
«Полночь прошла уже пару часов назад. Лестана, наверное, давно спит, — думал Хольм, проходя притихшими коридорами дворца. — Интересно, что ей снится? Мать-Волчица, пошли ей светлые сладкие сны, а если милость твоя будет велика, позволь мне мелькнуть в них тенью, что станет беречь ее покой…»
Из-под двери отцовских покоев пробивалась полоска теплого желтого света, слишком яркая для ночной свечи, и Хольм постучал. Отец еще не спит, значит, можно попросить о разговоре.
— Входи, кого принесло! — раздалось из комнаты, и Хольм, толкнув тяжелую дверь, переступил порог.
И едва удержался, чтобы не поморщиться: отец был не один. К счастью, это оказалась не Сигрун, но и Брангарда сейчас видеть не хотелось. Брат расстелил на широком столе у окна листы тонко выделанного пергамента, придавив его парой подсвечников, полных горящих свечей — они-то и озаряли комнату, бросая резкие тени.
— А, Хольм! — сказал отец, поднимаясь навстречу ему с кровати. — Как поохотился? Что в дружине нового?
Охота? Дружина? Все это показалось таким далеким… Хольм даже не сразу вспомнил, что в самом деле вчера утром вернулся из леса. И надо было зайти к отцу сразу, но вчера они так и не успели поговорить до ужина, потом случилась драка с Медведем, и уже было не до бесед, а сегодня… «Живем, считай, в одном доме, — устало подумал Хольм, — а видимся как дальние соседи, разговариваем и того реже. И как отделаться от мысли, что отцу даже эти редкие разговоры в тягость? Раньше так не было? Или я просто не замечал? Или не хотел замечать?»
— В дружине все хорошо, — сказал он спокойно. — И охота была неплохой. А как прошел твой день, отец?
— Хлопотно, — хмыкнул тот, проходя мимо Хольма к возящемуся с чертежами Брангарду. — Думаем вот пристань расширять. Будь у причалов больше места, такого конфуза, как сегодня с Лисами, не вышло бы. Не разошлись кораблем с Барсуками, будто им река узкая!
— Река не узкая, — отозвался Брангард, увлеченно что-то намечая на карте. — А вот пристань — да. Я давно говорю, что новый причал строить надо. И не здесь, а ниже по течению. Здесь русло сужается, будто бутылочное горлышко.
— Зато отмелей нет, — возразил отец, склоняясь над столом. — Даже в самое сухое лето никто на мель не сядет…
Про Хольма они словно забыли. Он стоял и слушал, как отец и брат спорят, закладывать ли новую пристань или расширять старую, и в горле комом стояла обида. Ладно, пусть он в этом деле не мастер, так ведь и Брангарда не учили строить и торговать, брат до всего доходил своим умом. Хольм не собирался лезть неуклюжими лапами туда, где ничего не смыслил, но это и его город тоже. Ему потом эту пристань охранять, а то и отправлять воинов на кораблях. Его же… просто отодвинули. Так, словно Хольма уже нет в городе. Словно его нет в этой семье.
Брангард, будто почувствовав неладное, обернулся, махнул рукой.
— Иди сюда, глянь. Что скажешь?
Хольм очень хотел огрызнуться, с чего это им понадобился его совет, но загнал обиду поглубже. Ладно, чего уж, сам виноват. Меньше пропадал бы на охоте, глядишь, и отец бы чаще звал его поговорить о делах.