Несколько мгновений я ничего не видела. Пришлось протереть глаза кулаками, возвращая себя в реальность. Вот он, передо мной, Семенов Константин Игоревич. Такой же одинокий, как при жизни.
Картинки трехлетней давности вспыхнули в памяти, как кадры фильма. Вот Костя пытается прорваться в хлипкую дверь, а Эдгар отталкивает меня; вот они, сцепившись, вместе катятся с хрупкой лестницы. Вот Эдгар, проигнорировав мольбу отпустить Костю, выхватывает из-за пояса нож и быстрым косым ударом вонзает ему в горло.
Отворив калитку, я осторожно пробралась внутрь. И тут же, быстро оглянувшись, рухнула коленями на примятую землю. Свернулась на могиле, обнимая себя руками. Под щекой пахло черноземом.
– Эй, девушка, – произнес кто-то надо мной. – Дождь вот-вот пойдет.
Я зажмурилась. Только священника здесь не хватало.
– Слышишь меня?
Да что ж такое.
– Вставай, кому говорят. Раньше надо было расстраиваться.
Где-то опять завибрировал телефон. Мужчина перегнулся через оградку и поднял мобильник с земли – видимо, выпал во время моего представления.
– Ало? – деловито сказал он в трубку. – Вы орете мне в ухо! Нет, не Вера, молодой человек. Она, я так понимаю, рядом. Жива с Божьей помощью. Слушайте, если вы так о ней печетесь, зачем пустили на кладбище одну, да еще в такую погоду?
Антон что-то прорычал в ответ. Но священник, казалось, ничуть не смутился.
– Ну и заберите ее отсюда. Пока она тут тоннель не вырыла… Грех какой. А? Да перестаньте орать!
Голос Антона стал тише.
– Мы на Архиповском. Чем-чем? Кладбище! Да. Ждем.
Я полежала щекой на нагретой дыханием земле еще секунд тридцать и села. Кажется, в моей сумочке не было салфеток, так что я вытерла лицо рукавом.
– Вот. – Мужчина неуклюже перегнулся через оградку и протянул мне носовой платок. – Раз уж сидишь. Протри там.
«Что?»
Он ткнул пальцем мне за спину.
– Памятник, говорю, протри, раз забралась. Давно никто не приходил. Почистить надо. Уважение к покойнику какое-никакое…
Я обернулась к надгробию. Вид букв снова резанул. Я даже смогла заплакать.