Антон молчал. Он больше не пытался ударить Тёму, не пытался избежать лезвия, когда то прижалось к его шее, и, кажется, просто приготовился к неизбежному.
– Смотришь?
– Смотрю, родной, – откликнулась я, чувствуя, как сердце делает последний удар, прежде, чем, по ощущениям, замрет навеки. И тут же хлопнула ладонью по колену. – Яд! – Тёма вздрогнул, по горлу Антона поползла одинокая красная капля. – На уроке у Юли ты хотел убить меня таким же, да?
Теперь я была почти уверена, что тот обморок был неудавшимся убийством.
– Признавайся! – выкрикнула я, прекрасно зная, что Эдгар ненавидит обвинения и резкие громкие звуки. Кажется, подействовало – я уловила перемену в лице и фигуре Тёмы. Он ссутулился, но при этом стал как будто выше. Брови сошлись на переносице, словно он только и делал, что хмурился.
Ну же. Выходи.
Тут в дальней стене отворилась дверь, и у самой кромки псевдобетонного пола появилась Кристиночка в белом платье. В ту же секунду мимо меня со свистом пролетел клинок, а на груди девушки расплылось красное пятно.
Кристиночка застыла. Губы выгнулись удивленной буквой «О». Из груди ее торчал нож с серебряной рукояткой. Невидимая дверь захлопнулась за ее спиной, и Кристиночка мешком свалилась на пол.
– А кровь всегда настоящая, – донеслось до меня бормотание Лестера.
Кристиночка булькала, силясь сделать последний вздох. Тёма подошел к ней и застыл у подергивающегося тела. На какое-то время воцарилась тишина. По всему выходило, что мы в танцстудии, причем не одни. Иллюзия действовала только изнутри. Ее можно было разбить.
Я поднялась с дивана и в абсолютной тишине приблизилась к Тёме, краем глаза заметив, что Антон отчаянно мотает головой.
Очень хотелось представить, что Кристиночка не лежит здесь в луже собственной крови, но сил на это у меня больше не было. Тёма взглянул на меня. В глазах его плескалась грусть. Это снова был он.
– Я не хотел, – осипшим голосом протянул он.
– Знаю.
Я взяла его за руку. Ладонь была мягкая. Я почти с ужасом поняла, что уже знаю на ощупь бугорки и впадины на ней, знаю, что у большого пальца есть крошечный шрам от ножа, а у запястья небольшая ямка. Я старалась смотреть только на наши сцепленные руки – моя теперь тоже была в крови. Кровь быстро засыхала, стягивая кожу.
– Вера, – вдруг проговорил Тёма, подняв на меня бездонные глаза, и показался лет на пять старше, чем был. – Может, я зря это затеял. И надо отпустить тебя. Но у меня рядом с тобой такое ощущение… Как будто еще чуть-чуть, и наступит абсолютное счастье. Я все время думал об этом, с тех пор как тебя увидел – я должен что-то сделать, чтобы ты увидела, и тогда… не знаю. Когда мы танцевали, меня накрыло ощущение, которое я никогда не испытывал. Будто куда бы я ни пошел, ты последуешь за мной. Юля хотела, чтобы я всегда был с ней. А ты шла за мной, и это было так… правильно. Я пытался отравить тебя, это правда, но быстро понял, что мне не травить тебя надо… – он выдохнул, не находя слов, и я почти возненавидела себя за то, что собиралась сделать.
– Ничего, – тихо ответила я. – Я же не умерла.
– Ты так на меня смотришь… – прошептал он, вглядываясь в мое лицо, и я не отстранилась, когда он провел большим пальцем по моей щеке.
«
– Мне тоже понравилось танцевать с тобой.