И неизвестно, что будет с малышом Закатом, который в последние дни стал так хорошо расти.
В глазах вновь потемнело. Как и в прошлый раз, я больше не отдавала себе отчет в том, что делаю. Какая-то часть моего разума, сумевшая остаться трезвой, только и успела, что ужаснуться тому, как я кинулась к Силвейну и трусливо, эгоистично выкрикнула:
– Тарен, а как же я?
Рука, уже почти коснувшаяся перчатки, замерла. Силвейн медленно выпрямился. Помутневший взгляд прояснился, и на губах, согревая душу, неожиданно появилась улыбка.
– Спасибо, Эйри. Забылся я что-то.
Он прокашлялся, одернул камзол, снова улыбнулся, на сей раз ехидно, и громко заговорил:
– Мне напомнили, что как преподаватель и попечитель я в ответе не только за себя и поэтому не имею права принимать поспешных решений. Мой ответ, Мэйлир, таков, – и Силвейн вдруг пнул злосчастную перчатку. Та улетела куда-то в кусты хризантем. – Перевожу для салаг, как любит поговаривать мой добрый друг Куланн. Хочется меня очернить – очерняйте. Можете придумать в следующий раз какой-нибудь более изощренный повод. Ну, там, я не знаю, скотоложство, питье крови невинных младенцев, поклонение демонам…
По задним рядам прошлись сдавленные смешки. Силвейн помахал рукой, давая понять, что он слышит и приветствует такую реакцию, и продолжил:
– Главное вот что. – И тут он сделал нечто совсем странное – отвернулся от Мэйлира и повернулся к архею, который до сих пор стоял поодаль и не вмешивался в происходящее. – Придется сильно постараться, чтобы сбросить меня с должности и удалить из академии.
– Вы все-таки трус, – прошипел Мэйлир.
– Да-да, совратитель и лжец, – Силвейн к этому моменту уже полностью вернул самообладание, поэтому насмешливо покрутил рукой в воздухе. – Помню. Можешь рассказывать об этом хоть в каждой таверне. Вперед.
Я боялась, что Мэйлир сейчас вцепится ему в глотку. К счастью, у сына виконта, в отличие от меня, хватило самообладания.
– Высшее общество непременно узнает, что вам там не место, – процедил он.
– Какая потеря! – Силвейн картинно воздел руки к небу.
Студенты засмеялись. Почти все они были аристократами и должны были бы осудить отказ от дуэли, но такое лихачество им нравилось. Куланн, наоборот, с неодобрением покачал головой. От преподавателя ожидалось более серьезное поведение.
Но это был Силвейн. Всего на несколько лет старше ребят, которых он обучал. Он понимал их, чем они живут, и сумел вывернуть ситуацию в свою пользу – я видела это по тому, как улыбались и смотрели на него зрители. Не студенты, а именно что зрители, потому что трагедия с вызовом на дуэль незаметно превратилась в театральный фарс.
Мэйлир это почувствовал. Наверняка он догадывался, что чем дольше задерживается на импровизированной сцене, тем хуже делает сам себе. Потому он бросил сквозь зубы в сторону соперника: «Шут!» – на каблуках развернулся и направился к общежитию.
Но далеко он не ушел.
Сначала раздался стук копыт, затем, едва вписавшись в узкие внутренние ворота, во двор влетела карета. Герб на дверцах сообщал, что она принадлежит бургомистру.
В глазах Мэйлира и его брата, до сих пор растерянно стоявшего рядом со мной, затеплилась надежда. Ведь это мог быть глава Вайля, приехавший обвинить Силвейна в растлении его дочери…