На секунду он остановил неумолимое сближение:
— Говори.
— У меня это все впервые.
— Хорошо, — вкрадчиво согласился муж и накрыл мои губы страстным, глубоким поцелуем.
Платье, белье, его рубашка и брюки — мы так быстро избавились от одежды, что было неясно, зачем столько обсуждали раздевание. Ради предвкушения? Я осталась в одной туфле, вторая слетела под высокую кровать, а потом и от этой как-то незаметно избавилась. Обнаженная, возбужденная, стонущая от поцелуев.
Соверен отстранился, скинул исподнее. Его тело было превосходно вылеплено: крепкое, поджарое, красивое как выше пояса, так и ниже… Хотя, ладно, зачем врать? Когда можно было в подробностях разглядеть то, что «ниже», я почему-то на пару секунд зажмурилась. Не иначе как рассудок от страсти помутился! У каменной статуи в музее рассмотрела во всех подробностях, а у мужа, живого, настоящего, горячего и страстного, почему-то застеснялась. А вдруг
Через туман в голове я осознала, что Соверен навис сверху. Лицо напряженное, взгляд дикий, дыхание тяжелое. Сжал мое бедро, заставляя закинуть ногу и бесстыдно раскрыться, а потом я почувствовала сильный толчок… И проклятье! Никогда, ни в коем случае не верьте любовным романам! Хорошую вещь умные люди «супружеским долгом» не назовут! Ведь только имея чудовищно огромный долг перед мужчиной, можно согласиться на этот непередаваемо, невозможно, невыносимо болезненный акт! Какие — к диким вивернам — плотские утехи? Чем там плоти утешаться?!
Стараясь сдержать вскрик, я прокусила до крови губу. Но лучше бы прокусила ухо спесивому болвану! Гримаса страсти на лице Соверена сменилась ошеломлением. В затуманенных глазах появилось осмысленное выражение. Сначала он замер, боясь пошевелиться или сделать тo самое движение, которое причиняло острую боль где-то глубоко внутри моего тела, и осторожно отодвинулся. Я судорожно свела ноги.
— Лаэрли, ты…
— Я и сейчас девица, если ты не заметил!
— Невинная девица. — Он кашлянул. — Была…
Теперь опешила я и, старательно следя за голосом, переспросила:
— То есть ты решил, что фраза «у меня это впервые» — просто красивая фигура речи?
Кому вообще придет в голову, что мужчина не примет всерьез торжественного объявления, что его жена еще не успела познать прелести плотской любви и понятия не имеет, что ее ждет там, где он давно чувствует себя как рыба в воде.
— Бой мог, Лэри… Мне очень жаль, — мучительно вымолвил он.
— Ты сейчас о чем именно сожалеешь?
— Послушай… Проклятье… — Соверен растер лицо ладонями. — Я мысли не допускал… Ты… Я сделал тебе больно?
Ну все! Надо уходить, пока не появился бездыханный труп одного спесивого болвана. Я соскочила с кровати и с силой дернула простыню. Тряпка вытянулась из-под тяжелого мужика с трудом, чуть меня не уронив. Судорожно прикрыв наготу, я ринулась в ванную комнату, с хрустом шарахнула дверью, даже стекла в окне зазвенели. Конечно, в ванной имелось окно. Куда же без него! Но ни шпингалета, ни крючочка не было. Видимо, в этом доме привыкли выставляться на показ, а не запираться.
В большой мраморной ванне, утопленной в пол, пенилась теплая вода. Скинув простыню с красноречивым пятном, намекавшим, что в соседней комнате случилось то, о чем редко говорят вслух, я опустилась в бурлящую глубину. Подумывала поплакать, как и следовало девице, сбежавшей из супружеской постели, потому что супруг — редкостная скотина, но внутри кипела злость. От всего сразу нимфа страдать не умела: либо рвать и метать, либо горько рыдать в простынку.
— Лэри, открой! — Соверен настойчиво постучал. — Открой, иначе я выбью дверь!