Доминика замолчала, не в силах произнести слово «предатель» в отношении меня, хотя именно так она сейчас и думала.
— Да-да, не бойся назвать вещи своими именами, — кивнул командующий, пристально глядя на вице-адмирала Кантор. — Мне тоже больно, поверь. Я считал Александра не просто подчиненным — я видел в нем сына. Но как видишь, даже такие опытные люди, как я, могут жестоко ошибаться…
— Контр-адмирал Васильков не перешел на сторону врага, — твердо возразила Доминика, хотя ее голос предательски дрогнул. — Но его поступок от этого не становится менее… непростительным.
— Ты считаешь, что похитить императора и передать ценнейшие документы этим шакалам-князьям — это не предательство⁈ — Дессе резко поднялся из кресла. — Я абсолютно уверен, что мой крестник вступил в сговор с кем-то из наших противников. Скорее всего с Птолемеем…
— Это невозможно! — Доминика даже отшатнулась, настолько нелепым показалось ей такое предположение. — Это просто чушь собачья!
Несмотря на кипящую внутри обиду, она не могла поверить в подобное. Девушка до последней минуты находилась рядом со мной и была свидетелем всех моих действий. Сама мысль о том, что я мог вступить в сговор с кем-то из врагов, казалась ей абсурдной.
— Следи за языком, Доминика! — в голосе Дессе прозвучала сталь.
— Простите, господин командующий, — опомнилась она, зная, какой Дессе бывает в гневе. — Я лишь хотела сказать, что контр-адмирал Васильков в силу своего… проклятого благородства просто не способен на такое. Это невозможно. Он скорее примет смерть, чем перейдет на сторону врага.
— Ты все еще слишком наивна, — Павел Петрович покачал головой. — Однако если принять во внимание то, что Александр всегда позиционировал себя как верного слугу Империи, его поступок становится понятным. Он просто больше не считает нас защитниками Отечества. Напротив, теперь мы в его глазах — мятежники. А он остается «чистым», ведь рядом с ним император — главный и единственный легитимный правитель той самой Российской Империи, которой Васильков присягал… Вот так все перевернулось в голове этого мальчишки, хотя ему уже далеко не восемьнадцать лет.
— Даже если это так, как вы говорите, я никогда не поверю, что он действовал в сговоре с князьями или Птолемеем! — Доминика упрямо покачала головой. — Единственное, с чем он мог вступить в сговор — это его собственная совесть.
— Громкие слова, — Дессе поморщился. — Меня уже тошнит от этих бесконечных разговоров о его благородстве. Они стали притчей во языцех. Человек — существо слабое, периодически считающее себя лучше и чище, чем оно есть на самом деле. Поверь мне, без тайного сговора здесь не обошлось. Иначе я просто не вижу логики в этом предательстве!
Доминика Кантор промолчала, понимая бесполезность дальнейшего спора. Она просто опустила взгляд, и Дессе, приняв это за согласие, немного успокоился.
— Оставим эмоции, — командующий глубоко выдохнул, скорее призывая к спокойствию самого себя. — Сейчас нам нужно сосредоточиться на продолжении борьбы, несмотря на это… существенное поражение.
— Поражение? — Доминика удивленно подняла брови. — После того, как мы выиграли самое масштабное сражение всей Гражданской войны? Флоты наших главных противников рассеяны, Птолемей и тем более «черноморцы» будут зализывать раны неделями, если вообще когда-нибудь оправятся…
— Главным призом в этой заварушке у Санкт-Петербурга-3 был именно маленький император Иван, — Дессе пристально посмотрел на своего дивизионного адмирала. — Причем император находящийся под нашей защитой. Никакая тактическая победа над вражескими эскадрами не сравнится с легитимизацией нашей власти, как истинных защитников трона. Этого можно было достичь, только контролируя Ивана Константиновича…
Он помолчал, прошелся по мостику.
— Что касается серьезных потерь противника — это лишь тактический успех, но не стратегический. Да, действительно «черноморцы» разобщены и могут не восстановиться, а их так называемым «друзьям» османам ничего другого не остается, как убраться в свои национальные провинции. Но Птолемей… — Дессе покачал головой. — Он наш самый опасный и непримиримый враг. И очень скоро не только залечит раны, но при определенных условиях станет еще сильнее.
— Он потерял авторитет как космофлотоводец в глазах своих подчиненных, когда не пришел на помощь Хромцовой, — возразила Доминика. — Это конец для любого командующего…
— Не стоит недооценивать этого человека, — Дессе жестко оборвал ее. — Птолемей еще со времен противостояния с Иваном Федоровичем Самсоновым не претендовал на роль великого стратега. Это для нас, профессиональных военных, трусость в бою — несмываемое пятно. К малодушию гражданского министра те же самые офицеры отнесутся куда снисходительней. И пока Птолемей Граус позиционирует себя как защитник законного правительства, а соответственно и трона, он сохранит верность большинства «желто-черных» дивизий.
— И для этого ему, как впрочем и нам, нужен рядом малолетка-император, — Доминика наконец начала понимать всю глубину случившейся катастрофы.