Пух – замначфак по учебной части. Зам-нач-fuck. Это, понятно, кличка. Должность ответственная, потому целый капраз. Театр боевых действий: факультет. Боевая задача: считать и сравнивать средние баллы. Сказка. О такой должности можно только мечтать.
Кап-разов в училище – легион. Тьма-тьмущая. Где-то на Тихом океане сизый старлей – уже частично сёгун, а кап-раз – почти микадо, не дотянешься. В родном же Краснозвёздном они тучами, стаями, когортами. Каждый второй – доктор наук, каждый третий – кандидат... Кап-разы, кап-разы. Идёшь и башкой крутишь: надо отданием чести приветствовать, иначе вдуют. Да и без вдувания отдать честь такому заслуженному дядьке – за счастье. А он козыряет в ответ… или говорит «здравствуйте», а ты торчишь от осознания того, что он на тебя, салапея, внимание обратил. Пистон от такого Офицера – подарок. Принималось как должное и чуть ли не восторгом.
Но факультетский кабинет с бумажками по успеваемости – это не спецкафедра. Двойки считай и умную рожу делай на общем построении. Дальше Пуха брызгать слюнями умел только замполит факультета Касьянов, тоже кап-раз. А ещё у Пуха было два зама-каплея под рукой, на побегушках, с серьёзными такими рожами. Как-то подумалось – а ну как и я таким стану когда-нибудь? Потом твёрдо решил: не стану ни за что. Вроде, не стал...
Всё же прав был старина Колбасьев, написавший в «Арсене Люпене»: «…и так было всегда – неизвестно почему, люди, за негодностью выброшенные с флота, могли стать воспитателями будущих моряков…»
Слава Богу, таких было подавляющее меньшинство. Но: были, были-с.
Дураку ж ясно – на тёплом Черном море, да ещё в училище… Это ж рай, это вам не прочным корпусом северные моря протыкать, это не вдыхать плесневый запах заброшенных камчатских гарнизонов, это не оглядываться на кильватерный след длиной в многие сотни солёных атлантических и тихоокеанских миль… Были у нас действительно заслуженные мужики, Зубры Флота, Офицеры с большой буквы. До сих пор горжусь, что именно они пытались меня чему-то научить. Головаш, Ковалёв, Самсонов, Слесарь, Говоров, Степанов, два Кузнецовых, Мýжик, Кудрявцев, Сычёв, Росихин, Макаров, Гурьев... да разве всех перечислишь? А были и такие, кто корабли на мели сажал, топил, взрывал (да хотя бы тот же «Отважный»), матросов губил, на стрельбах по своим попадал… Флот от таких избавлялся, и многие из них на берегу неплохо устраивались, тщательно скрывая своё геройское прошлое. Да разве ж от курсантов скроешь...
Пух нас не учил. Пух нас лелеял и пестовал. Драл за двойки, за низкие средние баллы, за неглаженые брюки и перешитые бескозырки. Ежедневно, как старательный фельдфебель, проверял у какой-нибудь роты носки и трусы. А присловка его, фраза-паразит «…э-э, понимаете ли так…», стала притчей во языцех, предметом всеобщих гадких шуток.
Помню вахлатистую собачку по кличке Вафлик. Собачка имела привычку вылизывать плевки в курсантских курилках. Так вот, бегал как-то раз Вафлик перед строем всего училища, весело дёргая куцым облезлым хвостиком, а на немытых и нечёсаных его боках кузбасс-лаком было намалёвано: «Пух». Заметим, что старшим офицерам училища просто так не гадят.
Вообще, после определённого количества лет службы мне представляется, что нормальный офицер должен служить максимум до сорока. Дальше в его мозгах может произойти (и очень часто происходит) этакий мыслительный климакс, совершенно необратимые изменения, густо замешанные на сожжённых нервах и угробленном здоровье. Служба ж, она каждый день по голове бьёт, и не газетой, а кувадлой... В момент начала климакса (а его неплохо в самом себе распознать и уловить) надо немедленно ложиться на медкомиссию, а потом попытаться честно взглянуть на себя со стороны. Справедливости ради: срок наступления этого климакса не обязательно сорок лет, можно и в семьдесят оставаться нормальным мужиком и офицером, не впасть в маразм, но это редкость. Кроме того, есть ещё критерий «говнюк – не говнюк», и вот тут мало кто может самого себя определить, практически никто. Зато сбоку...
Короче: были примеры для подражания, а были и антипримеры. Как не стать таким, нас никто не учил, даже они сами. Количество звёзд и просветов на погонах вовсе не есть основа авторитета в глазах подчинённых.
Не на каждого же кап-раза с третьего этажа «машку» бросают. Чего? Что такое «машка»? Это утяжелённый свинцом полотёр для паркетной палубы. Если в башку попадёт, то она вместе с позвоночником высыплется на палубу сквозь уставные трусы и брюки. «Машка» просвистела в двух сантиметрах от пурпурно-жёлтой лысины с тщательно зачёсанными набок редкими пегими волосёнками и отколола здоровенный кусок каменной ступеньки. Виноватых, понятно, не нашли.
Точно так же не нашли виновных в продаже орехового гарнитура. В 1977 году, то бишь во времена всеобщего дефицита, Севастополь наводнили машинописные и рукописные объявления примерно такого содержания: «В связи с отъездом срочно и задёшево продаётся новый чешский ореховый гарнитур; обращаться по телефону такому-то и адресу такому-то в любое время суток…» Они висели на столбах и афишных тумбах. Они невесть как появились в «Славе Севастополя» и во флотском брехунке «Флаг Родины». Такого праздника в училище не было давно. Его не смог затмить даже наш курсант Симонов, вернувшийся из увольнения в белоснежных девичьих трусиках с зелёной оборочкой и вышитой спереди алой клубничкой. Озверевший Пух носился по городу, срывая злосчастные листочки, а они появлялись снова. Бурса пела, а особенно – первый корабельный факультет.
Во время вселенского строевого смотра 13-я рота браво отмаршировала по центральному плацу, чётко печатая шаг под песенку, неожиданно ставшую строевой: «…будто лебеди летели, обронили пух!» Впереди роты гордо трусил всё тот же знаменитый Вафлик со своей приятельницей – чёрной дворнягой Акулой. Хозяин клички, прекрасно о ней осведомлённый, молча рвал и метал на трибуне. Молча и внутренне, потому что внешне надо было стоять около адмирала и отдавать честь ровным шеренгам строя марширующего подразделения. Он и отдавал, наливая кровью рачьи глазки, а придурки-курсантики веселились и откровенно издевались.
А однажды он отправился с вчерашними второкурсниками в дальний поход из Севастополя в Ленинград через Атлантику на серо-железном учебном корабле «Смольный». До Эгейского моря капитан первого ранга Пух отводил душу, охотясь на курсантов, как Жеглов на бандитов. Отлавливал нарушителей по теме и без, за что попало и просто так. И раздавал слонов на каждом утреннем и вечернем построении, больше ничем не занимался. Это быстро всем надоело.
Поэтому ему прищемили люком ногу. Офицер с нашивками плавсостава и погонами кап-раза по идее должен бы знать, что на комингс наступать не принято. Пух же наступал всякий раз. Это дело было подмечено, после чего ответная охота началась. И как-то однажды – клац!!! – тяжёлая крышка, потянутая чьей-то уверенной лапой, зловеще прищемила ногу в чёрном тропическом тапочке с дырками. Глупые курсантики думали, что дня три будут дышать спокойно. Фигушки. Никакого лазарета. На вечернюю поверку Пух вышел с тапком, прибинтованном к ступне, и вставил сразу всем и по отдельности. Тогда курсантики решили, что делать приборку на верхней палубе следует с горячей водой. Неважно, где её брали. Курсант захочет – курсант найдёт.
Дело в том, что когда нормальный человек спускается по трапу, он смотрит под ноги, верно? Но то нормальный. Пух же, спускаясь, он хищно зыркал по сторонам – кого бы с чем прихватить да прищучить – и с размаху угодил здоровой ногой в услужливо подставленный обрез с кипятком. Вой подстреленного моржа на всё Эгейское море, шум падающего тела (увы, мимо обреза)… На вечернюю поверку мужественно вышел в двух прибинтованных тапках, асинхронно хромая на обе конечности, и тут же пообещал всем вокруг сто и больше кругов ада, а отдельным впиндюрил прямо на месте. Хорошо, что на «Смольном» карцера не было...
А была цветущая страна третьего мира, берег жаркой Африки. На берег спускали пятёрками. Во главе пятёрки полагался офицер, погонами не ниже кап-три. Пятерым счастливцам выпало счастье гулять под присмотром самого Пуха. Они-то и зафиксировали нижеследующий диалог возле какой-то чахлой лавки, заваленной чуждыми нам товарами.
Пух (разглядывая пакетики с невиданной тогда жвачкой): М-м… ы-ы...
Продавец (услужливо): Sprechen Sie Deutsch?
Пух (кусая губы): Не шпрехе, понимаете ли так.
ebooksa