Макароны по-флотски

22
18
20
22
24
26
28
30

– Йяяя... оцениваю курсанта по пяти параметрам: подход, внешний вид, бодрость голоса, знания, отход. Ну, подход-отход, конечно, пяяять баллов, ну... Внешний вид – конечно, пять, нагладитесь перед экзаменом, надраетесь... Бодрость голоса – ну-ка, вот вы там, юноша... вякните чё-нить. Ну-у! Во-о! Пять баллов, адназнааачна!!! Так. Теперь допустим, что знания – ноль. Складываем, берём среднее арифметическое; получается «четыре». Ну и чего вы бздите? У меня четвёрку получить – раз плюнуть...

На самом же деле не всё было так просто.

Сначала – подготовка к экзамену. Если на преподавательском столе нет шести бутылок «Боржоми» (именно «Боржоми» и именно шести!!!), пепельницы и годовой подшивки журнала «За рулём», то старшина класса получал два балла автоматом. Независимо от знаний, званий, заслуг перед военно-морским флотом и внешнего вида. Форточка на экзамене открыта постоянно, это уж само собой. Если во время ответа Шура начинал тихонько насвистывать себе под нос – всё, хана, дело швах. Это кому-то два балла. А после первого двульника – ещё семь. Подряд. Независимо ни от чего. Прынцып-с. Восемь «бананов» один за другим – это при любом раскладе. На каждом экзамене, в каждом классе. Это закон. Потому и называли экзамен по истории КПСС занзибарской лотереей. Поставлены кому-то два шара – всё, следующие семеро могут даже не рыпаться. Могут даже не заходить и билет не брать. Бесполезно. Почему занзибарской? Не знаю, история КПСС об этом умалчивает.

А тут перед экзаменом: «Товарищ капитан пер-ранга, 112-й класс для сдачи экзаменов по истории КПСС готов!»

Шура, ехидно:

– Готов? Нууу... щас проверим, насколько. Та-ак... ну-ка... кто тут у меня желает получить «пять»? А?

Один святой, сдуру: «Йя».

– Фамилия? Лыков? Идите, «пять». Свободен.

Тот уходит, обалдевая. Все тоже обалдели.

– Так... Кто желает получить «четыре»?

Блин... что-то здесь не то... но где подвох?! Ещё две руки, неуверенных.

– Фамилии? Дульков, Матусевич... свободны, «четыре».

А ведь от Шуры чего угодно можно ждать.

– Ну… и, хе-хе, насколько я понимаю, все остальные надеются получить трояк? Проскочить? На шару?! А вот ХЕРРР-С ВАМ-С!!! Не состоится! Аллес! Капут! Мажьте, детки, попочки вазелином. Щас будем матки выворачивать...

Ну, про матки – это уж традиционно, а вы думали.

И пошло, и поехало. И вывернул: всем по обещанному трюльнику. А восьмерым – «бананы». Подряд. Старшине класса в том числе. А как же! «Питон» ведь. Поэтому выпускные питонские знаки на экзамен у Шуры старались не надевать, а дырки от них всячески маскировали. Но разве от Шуры замаскируешься? «Питон! ДОПКА! Два балла, свободен».

А как-то раз стоит на летнем экзамене курсантик, мается, блеет что-то… Шура даже не слушает вроде. Глоток «боржоми», папироска. Листает подшивку «За рулём». Жара. Лето. Пот ручьём. Знаний – ноль, конечно. Первый курс, не до знаний, тут выжить бы. А Шура – глоток минералки, папироска, листает... насвистывать чего-то начал. За дверями: «Всё! Засвистел! Хана!» Бедняга по инерции несёт какую-то ахинею… о двоевластии... апрельские тезисы... разоблачение Троцкого... манифест Маркса... чушь несусветная...

Шура поднимает голову и с сожалением глядит на бедолагу поверх очков. Ласково:

– Вот что, братец-кролик. Давай так: вот сколько раз павлин за окном чирикнет, столько баллов и поставлю. Идёт?

Парочка павлинов жила за училищным забором в санатории-бляdотории, который между бухтой Песочной и Солнечным пляжем. Кричали они на всю округу, громко и мерзко, достали всех. А тут, как назло – молчок. Полчаса... сорок минут... почти час уже... тикает… Тишина. Ждут. Парень извёлся весь, вот-вот рехнётся. У Шуры «Боржоми» на исходе. Старшину класса за дверями откачивают уже. Полтора часа. Курсантик еле стоит. Шура журнальчики про «жигули» листает. Вдруг за окном: