— Сейчас четверть шестого. Если вы поедете быстрее, то мы еще успеем вернуться в библиотеку до закрытия. Поскольку Камилла покончил жизнь самоубийством, то там должна быть информация об этом, так же как и некролог.
— Разве сейчас вы не должны быть дома?
— Должна.
— В таком случае я думаю, вам лучше поехать домой и оставить мне все это дело, связанное со смертью Камиллы.
— Вы позвоните мне, как только что-нибудь выясните?
— Не думаю, что это было бы разумно в данных обстоятельствах, — заметил Пината. — Вам придется как-то объясняться с мужем и матерью. Если только, конечно, вы не решили посвятить их в свои дела.
— Я позвоню вам на работу завтра утром в то же время, что и сегодня.
— Все еще играете в секреты? А?
— Я играю, — сказала она, отчетливо произнося каждый звук, — именно в те игры, в которые меня научили играть дома. Ваша система играть с открытыми картами не сработает в моем доме, мистер Пината.
«В моем тоже, — подумал он. — Моника нашла себе для игры нового партнера».
Когда он вернулся на четвертый этаж здания «Монитор-пресс», дежурившая в библиотеке девушка уже закрывала дверь.
Она помахала ключами и серьезно сказала:
— Мы уже закрываемся.
— Но ведь еще четыре минуты до закрытия.
— В распоряжении у вас только они.
— Мне хватит. Могу я еще раз взглянуть на ту пленку? Пожалуйста.
— Ну вот еще один пример, — сказала она с горечью, — что значит работать в газете. Все необходимо делать в самую последнюю минуту. Один кризис сменяет другой.
Она продолжала ворчать, пока доставала фильм в полке и вставляла его в проектор. Но ворчание ее не было направлено против Пинаты или против газеты, а скорее выражало протест против такой жизни, которая никак не поддавалась размеренному планированию.
— Я люблю, чтобы все было по порядку, — призналась она, включая проектор, — а никак не получается.
Камилла появился на первой странице номера за третье декабря. Заголовок гласил: «Самоубийца оставил странную по содержанию предсмертную записку» — и сопровождался зарисовкой лица человека с ввалившимися щеками, глубоко посаженными глазами и заострившимися скулами. Хотя на лице этого человека было немало морщин, длинные темные волосы, кольцами спадавшие ему на уши, придавали ему выражение странной невинности. Судя по подписи, портрет был сделан художником «Монитор-пресс» Горэмом Смитом, оказавшимся среди первых на месте происшествия. Подпись Смита стояла и под сопровождавшим рисунок текстом:
ebooksa