Взяв небрежно музейный экспонат, Елисеич повертел его в руках, осмотрел со всех сторон и, увидев инвентарный номер, довольно хмыкнул:
– А ты молодец… Вот только эта твоя ваза мало чего стоит. Даже в базарный день за нее тысячу «зеленых» не дадут.
– Как так? – невольно ахнул Потап. – Ведь такая красота!
– А вот так! В нашем деле и такое случается. Подобными вазами все запасники забиты… – Видимо, на лице Потапа отразилось сожаление, потому что в следующую секунду Елисеич произнес: – Да ты не волнуйся, ты молодец, свое дело хорошо исполнил. Теперь нам будет, о чем с тобой потолковать. Только хочу тебе вот что сказать: это последняя твоя кража, иначе нам с тобой не по пути. Ты хорошо запомнил?
– Как отче наш, – широко улыбнулся Потап.
– Ты что, верующий? – хмыкнул Елисеич.
– Немного. Когда на кражу шел, всегда свечку ставил.
– И помогало?
– Всегда… Кроме последнего раза.
– Видно, в ту минуту твой ангел смотрел в нужную сторону. А ваза… Отнеси ее моей дочке, Наде, может, найдет ей применение. Будет, куда цветы поставить. Сейчас я ей позвоню, а то ведь она тебя даже на порог не пустит. – Подняв трубку телефона, Елисеич быстро набрал номер: – Подарочек решил тебе сделать на день рождения, один парень тебе его принесет, так что ты его не прогоняй. Ну, чего стоишь? Все слышал? – положив трубку, он посмотрел на Потапа.
– Да.
– Бери вазу и топай на Тимирязевскую, семнадцать.
Тогда Феоктистов и подумать не мог, что с белокурой девушкой, открывшей ему дверь, он проживет в согласии двадцать пять лет. Ровным счетом ничего такого, что могло бы указать на решительный поворот в его судьбе. Все просто. Обыкновенно. Взял вещицу, и топай себе по названному адресу. Только когда дверь отворилась и на пороге предстала высокая белокурая девушка, возникло вдруг какое-то смутное и приятное ощущение, что встреча с ней не последняя и, если он будет более настойчив, отношения могут перерасти в нечто большее, чем простое знакомство. Вот только форсировать события не стоило. Здесь следовало быть в высшей степени деликатным. Врожденный такт тотчас подыскал верное решение: женщины – весьма чувствительный народ, а потому с ними следует общаться галантно.
– Прошу прощения, не здесь ли проживает Надежда? – сняв шляпу, произнес Потап.
– Вы пришли от папы? – весело спросила девушка, подняв на него большие красивые глаза.
Сказанное слегка подивило. Сам Елисеич напоминал корень старого дерева: почерневший, с узлами, с шероховатой неровной корой, о которую, если уж зацепишься, так обдерешься в кровь. Кто бы мог подумать, что от него уродится такой дивный побег, совершенно на него непохожий.
Онемев, Потап бестолково пялился на красу, силясь подобрать подходящие слова. Надежда, блеснув ослепительной улыбкой, слегка поторопила его:
– Он что-то просил передать?
– Да, вот это, – протянул Потап пакет. – На день рождения.
– Спасибо, – продолжала улыбаться девушка.