Противостояние

Почти каждый день гибли люди. Конечно, в средства массовой информации попадали далеко не все факты гибели сотрудников МВД, очень многие случаи замалчивались и чудесным образом видоизменялись, как например, было с тем автобусом, который подожгли отморозки в промзоне. По милицейским сводкам эта трагедия проходила не как умышленное убийство сотрудников милиции, совершенное по предварительному сговору группой лиц, а как банальная авария, повлекшая за собой гибель пассажиров автобуса. Утешало только одно — виновники получили достойное наказание!

— Слон, как думаешь, нас куда пошлют на Майдан или апартаменты Янука в Конче охранять? — пританцовывая от холода, спросил рядом стоящий Гришка Ломкин, он же — Гвоздь. — С одной стороны на Майдане труднее, но лучше кормят, а в Конче спокойней, но опять придется сухпаем давиться, да и смены там длиннее.

Владимир пропустил вопрос мимо ушей, он как будто выпал из реальности, мысли его были далеко от Киева и этого опостылевшего пирона жэдэ вокзала. Мыслями он был дома с женой и дочкой. Больше всего Слону хотелось вернуться домой к семье. Надоел этот промозглый Киев, с его протестантами и митингующими, которые, кажется, уже сами не знали, чего они хотят и за что борются. Триумвират оппозиции, состоящий из лидеров политических партий: «Свобода», «Батькiвщина» и «Удар» уже не мог контролировать и управлять толпой. Еще пара дней и толпа выйдет из-под контроля и начнется кошмар. При этом нынешняя власть казалось ничего вокруг не замечает и никаких активных действий, чтобы хоть как-то контролировать обстановку не предпринимает.

— Слон, ну ты, что уснул? — незаметно для остальных, Гвоздь ткнул друга в бок. — Я спрашиваю: куда нас пошлют?

— На фуй!

— Чего?!

— Я говорю, что нас всех пошлют на фуй. Чего не понятно? Куда бы нас сегодня не засунули, считай, что мы смертники. Еще пара дней и толпа пойдет на штурм.

— Ну и хай идут, — легкомысленно отмахнулся рукой Гвоздь. — Я слышал, что во многих подразделениях уже выдали табельное оружие и боевые патроны.

— Пистолетами и автоматами толпу не остановить. Даже десяток пулеметов не справиться. Когда толпа прет, то она безумна. Они будут погибать, но идти вперед… погибать и идти… переступать через трупы своих товарищей и переть вперед.

— Да, ну тебя! Хрень какую-то городишь! Помнишь, как шесть лет назад нас залетные прижали, мы тогда на усиление были с гайцами. Нас четверо, а тех почти дюжина. Помнишь? Двоим сразу же ляшки прострелили, остальные сами на землю бухнулись и даже не пикнули. Так у них, считай, на всю кодлу, шесть пистолей было и две «Ксюхи». Главное не бздеть и действовать решительно!

— Ага, — скептически скривился Слон. — Решительно. Кто тут у нас решительный? Министр МВД? Президент? Кто? Были бы они решительные, разогнали бы весь этот балаган еще в декабре. Так нет же, позволили вновь все это движение замутить. Уроды!

— И не говори! Уроды и трусы! Да, послал же бог начальничков. Но ничего, вот выдадут нам оружие, и разгоним мы всю эту шоблу по домам.

— Нет, Гвоздь, не разгоним. Теперь все по-другому. Теперь толпа живая и она хочет крови.

Гвоздь ничего не ответил, лишь пробурчал что-то под нос и отвернулся в другую сторону. Владимир всерьез начал обдумывать способы вернуться домой. С одной стороны бросать своих товарищей очень не хотелось, а с другой стороны на душе было очень не спокойно — тяжелая боль тяжелыми тисками сдавливала грудь, мешая дышать. Слон физически ощущал приближение беды. Большой беды! Скоро, совсем скоро должно было произойти что-то очень и очень страшное.

Словник посмотрел на экран мобильного телефона: 17 февраля 2014 года. Завтра у его дочери день рожденья, ей исполняется три месяца! Надо бы позвонить и поздравить. Главное не забыть зарядить телефон.

После того как генерал закончил говорить беркутовцы подхватили свои сумки и погрузились в автобусы. Крымские милиционеры прибыв в Киев покинули поезд не доезжая до главного Ж/Д вокзала столицы, их выгрузили на каком-то промежуточном вокзальчике, где их поджидало высокое начальство и шесть неприметных пассажирских автобусов. Выглядело все это более чем странно, казалось, что они не доблестные стражи правопорядка, а диверсанты, прибывшие за линию фронта.

Разместили милиционеров в каком-то богом забытом пионерском лагере на окраине Киева. Совсем рядом проходила оживленная трасса, и располагался небольшой котеджный поселок, в котором часть домов была еще не достроена.

В пустых кирпичных корпусах пионерского лагеря царил холод и мрак. Отопления и электричества не была. Майор и подполковник, сопровождавшие группы из самого Крыма, увидев все это безобразие принялись кому-то звонить по мобильным телефонам. И если подполковник еще как-то пытался разговаривать спокойно, то майор орал в трубку, как потерпевший, причем из цензурных слов в его речи были, только предлоги и междометья, остальное сплошной мат, да такой лаконичный, что стоявшие рядом сотрудники, тайком пытались снимать его на телефоны.

Владимир с тоской оглянулся вокруг и заметил, как Павел Сипов, он же Панас тащит на себе большую железную бочку ярко-красного цвета, такие обычно стоят рядом с пожарным щитом и наполнены песком. Панас ничуть не стесняясь матерящегося майора, установил бочку рядом с дощатым домиком-сторожкой, а потом, задумчиво оглядев хлипкое строение, со всего размаху пнул ногой по скамейке прибитой к стене сторожки. Скамейка жалобно хрустнула и разлетелась в разные стороны гнилым деревянным крошевом. А уже через несколько секунд к Сипову присоединились несколько коллег, которые за считанные минуты разломали сторожку на дрова.

Когда киевское начальство, все-таки решило приехать в пионерских лагерь, чтобы своими глазами убедиться, что в нем отсутствует отопление и электричество они застали странную картину: на небольшой асфальтированной площадке рядом с облупившимся и покосившимся от времени флагштоком разместился мини-Майдан — те же бочки с горящими в них дровами и почти те же обозленные и замершие люди, которые грелись вокруг огня.