Противостояние

— Встать! — раздался зычный крик над самым ухом. — Встать, я кому сказал!

Сильный пинок поддых выбил остатки воздуха из легких и Левченко скрючился в позу эмбриона, жадно хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Встать, мразь! — еще один сильный удар и Степан отлетел к стене, сильно ударившись об неё головой. — Ну, что сука майдановская вот ты и допрыгался!

Еще один удар… но на этот раз Левченко был готов. Ботинок с мягким шлепком влетел в живот Степана, заставив тело согнуться пополам. Сжавшись намного больше, чем от удара, Левченко обхватил ногу бьющего руками и резко перекувыркнулся на другой бок. В зажатой намертво ноге что-то хрустнуло и дикий крик боли резанул по ушам.

Левченко схватился за одежду поверженного врага и как настоящий удав подтянул его к себе. Руки сомкнулись на горле дико орущего мужчины… и Степан вновь провалился в забытье — сильный удар в голову подействовал лучше всякого снотворного.

Очнулся Степан от ощущения холода. Зубы стучали друг об друга, выбивая незамысловатый ритм. Левченко полулежал в луже воды, прислоненный к стене. Из одежды на нем были только трусы и один носок… ну и нательный крестик. Носок и трусы уже схватились ледяной корочкой.

— Подпиши «чистуху», что это ты пожег милиционеров в автобусе и мы тебя отпустим, — раздался визгливый голос, где-то там в высоте. — Мы и так знаем, что это ты и твоя команда сделали. Подпиши!

Голос вещал где-то там высоко. Левченко не видел, кто говорил, у него пред глазами все плыло и взгляд удавалось задержать только на ботинках, стоявшего над ним человека.

— Подпиши, иначе мы тебя расстреляем! Сам понимаешь, что в таком состоянии тебя никто не вернет в камеру. Выход только один — подписать чистосердечное признание! Подпишешь?!

— Стреляйте, — едва слышно прошипел Степан, выплюнув при этом кровавые сгустки. — Кишка тонка стрелять!

— Что ты сказал?! — обладать визглявого голоса, аж припрыгнул от возмущения. — Кишка тонка стрелять?! Ты хоть понимаешь, что за то, что ты сделал тебя не то, что расстрелять, тебя на части разорвать надо!

— Иди на фуй, — коротко ответил Удав и закрыл глаза. Смерти он не боялся… смерть не самое страшное, что может произойти в жизни человека.

— Ну, подпишешь «чистуху» или нет? — холодный кусок металла прикоснулся ко лбу. — Отвечай.

Левченко ничего не ответил, лишь сплюнул на пол сгустки крови. Он действительно не боялся смерти. Устал бояться. Человек всю жизнь чего-то боится. Пока маленький боишься родителей и взрослых, когда становишься взрослее, то начинаешь бояться сверстников и наделенных властью людей. И всю жизнь человек боится… боится наказания. А венцом страха быть наказанным, является боязнь смерти. Переставший бояться собственной смерти, становиться бессмертным!

— Хватит! Приведите его в порядок и через час, чтобы он был готов к разговору, — раздался повелительный голос, откуда-то сверху.

Холодный металл пистолетного ствола исчез, а еще через пару минут Удава подхватили под руки и вынесли из комнаты.

Вначале ему сделали несколько уколов, от которых по телу прокатилась горячая волна, потом несколько женщин в белых халатах помыли его как маленького и одели в спортивный костюм, а в завершении — Левченко минут тридцать провел в стоматологическом кресле. По внутренним ощущениям на все эти экзекуции ушло никак не меньше трех — четырех часов.

После посещения стоматолога, Удава отвели в комнату, где из мебели был только стол и два стула.

— Ну, что, как вы себя чувствуете? — раздался вежливый голос над ухом.

Левченко вздрогнул и проснулся. Степан сам не заметил, как задремал, привалившись головой на скрещенные руки.