Противостояние

22
18
20
22
24
26
28
30

— Много наших пострадало.

— Много. Человек пятьдесят в «скорой» увезли. Из них не меньше десятка — «тяжелых». Из наших крымских — двое с переломами. Врачи говорят, что ничего страшного — гипс наложат, рентген сделают и если все без осложнений, то сразу же и отпустят.

— Ребят дотащите меня до «скорой», а то патроха болят, спасу нет, кабы там чего не оторвалось, — плаксивым голосом попросил Вова из Горловки.

— Я худею дорогая редакция! — возмутился Кожанов. — Он главное нас убить хотел, а как ему звезды вломили, так сразу — ребята дотащите до «скорой».

— Хватай его за шиворот, а я возьму за ноги и потащили, — встав с бетонной урны, приказал Владимир, — а то и правда, кони двинет, замаливай потом грехи в церкви.

— Твоя доброта, тебя погубит, — констатировал Семен, но все-таки схватил раненого за шиворот куртки.

Через двадцать минут Семен и Владимир притащили раненого к ближайшей машине «Скорой помощи». Если еще поначалу раненный стонал и дергался, мешая его нести, то под конец затих и успокоился, видимо уснул. Раненого положили перед мед. братом, который перевязывал руку молоденького паренька из внутренних войск.

— Ваш? — мельком взглянув на принесенного раненного спросил мед. брат.

— Нет, чужой — из этих. А вам, что есть разница кого лечить?

— Мне все равно кого лечить, просто странно: после стычек, вы — «Беркут» тащите чужих раненных, а та сторона никогда вашим не помогает, наоборот старается добить или на врачей «скорой» нападает, если видят, что мы милиционерам помогает.

Словник ничего не ответил, лишь смущенно пожал плечами и отошел в сторону, чтобы не мешать пожилой женщине — врачу, подошедшей к раненому. Она нагнулась над ним, пощупала пульс, закатила веко и посветила в глаз фонариком, потом поднесла зеркальце к носу и несколько секунд держала его над ним.

— Мертв, — тихо произнесла она. — Реанимировать поздно. Уже третий за сегодня.

— Твою мать, — прошептал Словник и отвернулся в сторону, чтобы не смотреть, как тело Вовы из Горловки накрывают, чьим-то серым бушлатом. — Допрыгался, евроинтегратор!

— Не вини себя, ты и так много для него сделал, — хлопнул по плечу, стоявший рядом Семен.

— И не говори, много сделал — убил парня, — еле слышно прошептал Словник.

— Нет, это не ты его убил. Его убили организаторы Майдана, — так же тихо ответил Семен, а потом подняв взгляд, уже совершенно другим голосом продолжил: — Вон, смотри наши возвращаются, так, что кажись опять начнется, давай тебе быстро перевязку сделаем и снова в бой. Ты как сможешь, или лучше в больничку отправить?

— На фуй, ту больницу, я лучше здесь сдохну, среди своих, — повторил Словник слова Жбана.

Владимиру обработали раны: неглубокую царапину на голове и несколько порезов на руках, а потом долго упрашивали отвезти его в больницу, но Словник стоял на своем и никуда не поехал, ну а дальше протестующую снова поперли на штурм и стало уже не до больниц.

Стычки с митингующими продолжались весь день, то затихая, то разгораясь с новой силой. «Беркут» и солдаты внутренних войск то оборонялись, отбиваясь от наседающих со всех сторон «майданутов», то переходили в контратаки, откидывая врага назад. Несколько раз контратаки заходили настолько далеко, что бойцы «Беркута» даже захватывали баррикады на дальних подступах к Майдану, но почему-то начальство не отдавало приказа удержать эти стратегически выгодные позиции и приходилось возвращаться назад к тому с чего начинали. Это было странно и не понятно. Хотя, нет, все и так было понятно — начальство боялось… боялось, что их обвинят в излишней жестокости и снимут с теплых должностей. Как всегда в нашей стране, своя рубаза была ближе к телу, чем десятки жизней людей!

За день и ночь постоянных стычек и боев Словник успел несколько раз попасть под огненный дождь из коктейлей Молотова и пару раз в него стреляли из огнестрельного оружия. От огня и дроби его спасли огнетушители в руках товарищей и бронежилет… ну и конечно удача, потому что за этот день и ночь погибло трое милиционеров.