— Нет, ну поговорю, конечно, раз уж приехал. Всё равно ведь не отвяжется.
— Это точно, — согласился Анатолий, останавливаясь в нескольких метрах от входа в дом. — Ярин очень нервничает. По-моему, он сильно напуган, хотя держится, как мужик, старается не подавать виду. На встрече с тобой настаивал очень решительно. Со мной он был не слишком многословен, но из того, что сказал, я понял, что дела в городе разворачиваются серьёзные. Не буду предвосхищать, пусть Ярин сам тебе всё изложит, а ты уже решай, как поступать. И последнее. На мою поддержку в любом случае можешь смело рассчитывать.
Роман пожал протянутую ему руку и с благодарностью произнёс:
— Я знаю.
— Тогда вперёд! — шеф хлопнул Криницына по плечу и зашагал в дом.
Пока шли в кабинет покойного хозяина, Роман отметил про себя непривычно большое количество людей, передвигающихся по вестибюлю и коридорам, словно тени, будто в доме всё ещё находится покойник. Преимущественно это были женщины в чёрном, с подчёркнуто скорбной мимикой, без признаков косметики на лице. Некоторые дамы опирались на руки немолодых мужчин, которые были убиты горем не меньше своих спутниц. Бросалось в глаза то, что каждая пара держалась особняком, и даже пришедшие поодиночке не спешили собираться в группы.
Анатолий, поймав удивлённый взгляд своего спутника, шепнул ему на ухо:
— С каждым днём родственников становится всё больше и больше. Жёны, дяди, тёти и внебрачные дети. Оказывается, и таких у Давида немало.
— А Людмила где? — спросил Роман.
— Поехала в свою контору. Хочет передать дела заместителю.
— Значит, она всё-таки решила унаследовать бизнес Гриневского?
— Ну ты же видишь, что здесь творится. Налетело вороньё. Всё в прах превратят. Им лишь бы урвать себе кусок пожирнее.
— Да уж, — Криницын грустно покачал головой и процедил сквозь зубы: — Шакальё.
Возле кабинета они остановились, и Анатолий сказал:
— Разговор у вас пойдет с глазу на глаз. Никакой прослушки с моей стороны не будет. Я обещал полковнику абсолютную конфиденциальность. Пообещай и ты мне, что не станешь злоупотреблять моим доверием.
— Можешь быть спокоен, — заверил Роман. — Мне это ни к чему.
Начальник службы безопасности удовлетворённо кивнул и, открыв дверь, пропустил Криницына вперёд.
Полковник сидел в мягком кресле хозяина и курил его сигару. На коленях у него лежала раскрытая на середине книга. Подняв глаза на вошедших, он, будто продолжая разговор, произнёс с нотками удивления:
— Давид, оказывается, Ницше почитывал. Даже закладки делал. Вот послушайте: «Ибо зло есть лучшая сила человека. Человек должен стать лучше и злее, — так учу я. Злейшее нужно для лучшего в сверхчеловеке». А? Каково! Или вот это, что жирно подчёркнуто красным карандашом: «Вы созидающие! Вы высшие люди! Бывает беременность только своим ребёнком. Не позволяйте ни в чём себя уговаривать, ни себе наговаривать! Кто же ваш ближний? Если вы и действуете «для ближнего», вы созидаете всё-таки не для него!». Ну, разве он не прав?
— Я привёл вам, Борис Борисович, того, кого вы просили, — попытался Анатолий прервать цитирование мыслей философа.