Статист

— Н-ну, не знаю…

— А тебе и не надо! — прервал нерешительный ответ друга Криницын. — Знать и думать за тебя будут другие. По крайней мере, пока. Пока ты твёрдо не станешь на ноги. А там видно будет.

— Рома, у меня глюки часто бывают. Самое страшное, что я понимаю, что это глюки, но я с ними разговариваю.

— С голодухи ещё не то померещится.

— Нет, голод тут ни п-при чём. Они д-давно ко мне приходят то в виде говорящих ворон, то каких-то людей, к-которых я никогда не знал. А иногда и знакомые п-приходят. Галка — чаще других. Она у меня п-прощения просит, а я у неё. Глюки меня не пугают, п-пугает то, что это не лечится. Это я к тому говорю, чтобы ты с-сильно не напрягался.

— Да ладно тебе! Скажу по секрету, что со мной такое тоже случалось. После ранения. Кто только не посещал мою контуженую голову! О-о, я такое видел, что можно фильмы ужасов снимать. Потом это проходило. Потому что вращался среди реальных людей и не замыкался в себе. Конечно, помогала не съехать с катушек и специальная психологическая подготовка — нас в спецшколе учили. Но, думаю, больше всего это зависит от желания человека и мотивации. Предположим, желания у тебя сейчас никакого нет, оно подавлено длительной болезнью, но мотивации — хоть отбавляй!

— К-какой ещё м-мотивации? — недоверчиво спросил Геннадий.

— А мама! А друзья! А доказать самому себе, что не слабак! Тебе всего лишь тридцать с небольшим! Ещё можно многое успеть! — Роман начал горячиться. В комнату заглянула испуганная Зинаида Сергеевна и поинтересовалась, не надо ли чего. В ответ Роман поблагодарил и продолжил уже спокойным голосом: — Поверь мне, Гена, я видел людей в гораздо худшем положении. Их бросали жёны, их забывали дети. У них не было своего угла. Я тебе одну историю расскажу — не для красного словца, а для размышления. Получил я первое ранение на втором году службы. Порезали меня слегка чечены. Со мной в госпитале лежал такой же молодой лейтенант, как и я, только с ампутированными ногами по самое некуда. Сашкой звали. Родных у него не было, а жена бросила сразу, как только узнала о ранении. Он то таблетками травился, то полотенцем хотел удавиться, то нож у меня стащил, чтобы ночью втихаря вены себе вскрыть. Я вовремя обнаружил пропажу и не посмотрел, что он инвалид, — врезал по роже от души. После мы подружились крепко. А через пару лет он мне прислал фотографию, где он с женой-красавицей и ребёнком на руках. А сейчас у него уже четверо детей. Он в школе историю преподаёт. Я спросил его: «Сашка, как тебе это удалось?». На что он мне ответил: «Как только жалеть себя перестал, так всё сразу пошло на лад». Вот так вот, дорогой мой друг Генка.

— Л-ладно, х-хорош меня воспитывать, — проворчал Геннадий. Но в голосе его не было ни злости, ни обиды. — Я т-тебе сам могу рассказать с-сотню таких историй. Н-не равняй ноги и мозг.

— У Луи Пастера больше половины мозга усохло, но ему и трети хватало, чтобы делать открытия мирового масштаба, — возразил Роман.

— Н-ну, и что ты теперь п-предлагаешь?

— Бороться! Пока мы с тобой болтали, в моей голове наметился кое-какой план действий. Если ты будешь мне помогать, то обещаю вернуть тебя к полноценной жизни.

— Н-но ты же не д-доктор.

— Я — лучше! Я — твой друг! Обещай, что будешь меня слушаться.

— Л-ладно, м-можно попробовать, — без особого энтузиазма согласился Геннадий. — В конце к-концов, что я т-теряю?

— Мудро рассуждаешь! — весело воскликнул Криницын. — Мозги у тебя в полном порядке! Только зря на себя наговариваешь. В общем, так. Я поехал заниматься твоим вопросом, а ты начни с того, что с этого момента всякая голодовка отменяется. Нужно набраться сил. Тебе предстоят немалые нагрузки. Завтра я к тебе приеду, и, возможно, не один. Так что будь готов к любым неожиданностям.

Вернувшись домой, Криницын первым делом поднялся на этаж к Кулибину. В этот раз его интересовал не сам хозяин, а его дочь.

— Привет, Петрович! — поздоровался он. — Жанна дома?

— Скоро будет, — слегка удивившись, ответил сосед. — А зачем она тебе?

— Дело у меня к ней небольшое. Ладно, я позже загляну.