— Расслабьтесь, — не без самолюбования ухмыльнулся Балабанюк. — Вы забыли, что у меня феноменальная память, создаю ассоциации в голове и прекрасным образом все запоминаю. Нужный номер: «РМК 8806» — действительно округлый, ты прав, командир. 61-й регион, Ростовская область.
— И какие ассоциации с буквами РМК? — усомнился Капралов.
— Любые, — пожал плечами Балабанюк. — Например, Ростовский мясокомбинат.
— Номер могут сменить, — засомневался Рудницкий. — И вообще, они уже далеко.
— Где бы ни были, мы их достанем, — заверил Вадим. — А номера они могут и не менять. Откуда им знать, что у некоторых из нас феноменальная память? В общем, слушай мою команду. Любавин, ты молодец, но работа еще не закончена. Усольцев должен быть задержан — немедленно! К черту санкции прокурора и прочие отговорки. За решетку, и беречь, как зеницу ока! Без меня не допрашивать! Остальные в машину, едем к Жутарову. Этот «тихушник» должен знать, куда направилась банда. А если не знает, я его лично выпотрошу!
Глава двенадцатая
Всем постам летели горячие депеши — описание машины, приметы преступников. Из ростовского управления обещали спецназ, из вертолетного отряда 12-го авиационного полка, дислоцированного под Шадрином, — выделить машины для мониторинга местности с воздуха. Спецназ, как на крыльях, летел в «Приволье». Пробуравили поселок, таща за собой клубы пыли и разъяренных местных собак, влетели на участок Жутарова — благо секция в заборе до сих пор была разобрана. На территории царил строительный кавардак, пристройка к дому выглядела почти завершенной, но до ума ее так и не довели. Дверь вагончика была распахнута настежь, рядом с лестницей в вагончик стоял древний прицеп (видимо, стационарная театральная декорация), некогда составлявший с «Тойотой» одно целое. Под навесом недалеко от парадного крыльца прохлаждался белоснежный джип, из выхлопной трубы вырывался сизый дымок. Окна были открыты, салон пуст. Невысокий чернявый мужчина щуплого телосложения загрузил в багажник пухлые сумки и теперь лихорадочно пересчитывал толстую пачку денег, вытащенную из кармана. Джип со спецназовцами лихо вывернул из-за угла. Хозяин особняка застыл, как парализованный, и выпустил денежную пачку из ослабевших пальцев. Банкноты красиво рассыпались — мутно-зеленые, песочные (большинство, конечно, песочные) — и улеглись под ногами ковром. Подул ветерок — и денежная масса стала расползаться по двору.
— Преуспеваете, господин Жутаров? — строго осведомился Вадим, скидывая с плеча автомат. — С добрым утром в нашей хате, как говорится. Найдется минутка перед отъездом?
Жутаров подозревал, что все закончится плачевно. Но чтобы так быстро… Его лицо стало жалобным, просящим — словно мордочка кота из мультфильма «Шрек». Внезапно он дернулся, что-то протестующе выкрикнул — и стремительно понесся к дому! Одним прыжком преодолел все ступени крыльца, ворвался внутрь. Спецназовцы с негодующими возгласами помчались за ним.
— Взять живым засранца! — приказал Вадим. — Капралов — вокруг дома, держать окна и чердак! Рудницкий, остаться на крыльце! Остальные — в дом!
Амбарцумян и Балабанюк бросились к крыльцу, исчезли в коттедже. Капралов припустил за угол. Вадим помялся, перехватив укоризненный взгляд Рудницкого, — стоит ли там толкаться? Повертел головой, быстрым шагом смерил территорию, передернув на всякий случай затвор. Осмотрел нутро недоделанной пристройки, перебежал к вагончику. Возникло острое желание бросить туда гранату, но это уже была какая-то мания. Он вошел внутрь, пылая от злобы. Нары с матрасами и мятым постельным бельем, раскладной столик, какая-то тряпка на полу. Относительно прибрано. Фронтальное стекло мутное, крошечное, засиженное мухами, а вот заднее окно — нормальное, вполне подходящее, чтобы в него пролез человек. И механизм подъема стекла в порядке, недавно смазан. Все продумали, сволочи! В прошлый раз окно было завешено пошлыми постерами, осматривали мельком, не обратили внимания. Под окном с двух сторон — штабеля шпал и глинистый обрыв вдоль Донки. Наблюдатель с обратной стороны, как бы ни менял параллакс, ничего не заметит. Увидят только с речки, но такое и в голову никому не пришло. Сколько же глупых ошибок!..
Из коттеджа донеслись отрывистые выстрелы. Вадим опомнился, скатился с лесенки и прыжками понесся через двор. Ворвался внутрь, оттоптав пятки Рудницкому, которому надоело караулить крыльцо. Просторный холл, обвешанный лепниной, странная мебель, неподвластная разуму человека со средней зарплатой, люстра того же пошиба. Короткий коридор, спальня, кажется, отсюда раздавался шум. Вадим вбежал в комнату, отпихнув Рудницкого. Картина маслом. На полу валялся маленький пистолет — видимо, из него и пытался отстреливаться хозяин особняка. Жутаров собирался вылезти в форточку, непонятно на что рассчитывая, а Балабанюк, пыхтя от злости, держал его за лодыжку и тащил на себя. Вцепившись в раму, Жутаров истошно визжал. Голова его находилась на улице, плечи упирались в массивное стекло. С обратной стороны окна подошел Капралов, с интересом наблюдая за происходящим. Поднял приклад, задумался — не забить ли этот шар обратно в лузу. Но решил не усердствовать, опустил приклад и что-то сострил на тему популярного человеческого заблуждения: раз голова пролезла — то и все остальное пролезет. Вадим схватил Жутарова за вторую лодыжку, и совместными усилиями оторвали его от рамы, швырнули на пол, награждая пинками.
— Чуть не попал в меня, представляешь, командир? — пожаловался Балабанюк. — Я в него, видите ли, не стреляю, шкурку берегу, а он давай в меня шмалять.
— Вы не имеете права, это насилие! — надрывался и кашлял Жутаров.
Вадим, не церемонясь, нагнулся, схватил его за шиворот, встряхнул, наотмашь врезал по челюсти и прошипел:
— А ты как хотел, дружок? Только у государства монополия на насилие, а у такой мрази, как ты, ее нет.
— Хорошо сказал, — ухмыльнулся Балабанюк. — Давай дальше. Теперь сделай хорошо.
— Говорить будем, ублюдок? — Вадим опять схватил за ворот пособника убийц и швырнул на койку. — Куда поехала банда? Где их искать? Живо!
— Я не знаю! — завизжал Жутаров. — Я ничего о них не знаю, вы не имеете права! Я законопослушный человек, у меня жена, дети, я не сделал ничего противозаконного! Оставьте меня в покое, я буду жаловаться прокурору о…
Вторая оплеуха была настолько сильна, что перебросила его через кровать. Но упал Жутаров, как кошка, на все четыре лапы, и засеменил, подвывая, к выходу. Балабанюку пришлось пробежаться, он схватил преступника за шиворот, приволок обратно. Тот хрипел, глаза затравленно носились по орбитам.