Вадим уже выскользнул из укрытия, но тут зажглись фары, транспортное средство тронулось с места и ушло за поворот на перпендикулярную улицу. Майор с досадой сплюнул. Не придут они больше сегодня.
— Командир, могу показаться навязчивым и немного бестактным, — прорезался в наушниках сонный голос Амбарцумяна. — Но что мы тут делаем?
— Мы работаем, — не сдержался Вадим. — Делаем то, за что нам платят деньги. А не нравится, можешь увольняться.
— Ладно, командир, не заводись. Между прочим, скоро рассвет.
Майор позвонил Истомину, который почему-то тоже не спал.
— Вы где, Вадим? Отдыхаете в бомжатнике? — спросил тот. — Что ж, поздравляю. Снимайте наблюдение, держу пари, они сегодня не придут. Будут выжидать, присматриваться. Не вздумайте засветиться на базарной площади. Минировать рынок эти гады сегодня не будут, но разведчика могут выслать. Зря вы вообще туда пошли.
— Хорошо, мы уходим, нас никто не видел. Надеюсь, вы подгоните саперов до открытия, чтобы они убедились в отсутствии взрывчатки?
— Фургон подъедет в семь утра, как и договаривались. На телефон Дубаря поступил вызов. Отвечать мы, понятно, не стали. Номер абонента не читается. Они уже знают о провале. Молим бога, чтобы прокатила версия с мертвым Дубарем. В этом случае мерзавцы не остановятся. Мы распространяем эту версию.
— Смотрите, не перестарайтесь. Что с Дубарем? Он может отвечать на вопросы?
— С ним работают лучшие специалисты по этой части, — уклончиво ответил Истомин. — Не волнуйтесь, эти люди знают, что и как надо делать. Уходите оттуда, майор, базарный день еще не начался.
Он плохо спал, вертелся на скрипящей койке. Обстановка не отличалась особым изыском: обшарпанные стены, окна, переклеенные изолентой, странная люстра, похожая на шляпу пожилого вьетнамского крестьянина. Спецназовцу все это без разницы. Куда положили, там и почивать изволит. Не звезда эстрады, чтобы скандалить из-за отсутствия атласного постельного белья.
Бойцы ходили на цыпочках, давая командиру отдохнуть. Иногда он приходил в себя, смотрел на них волком, опять вертелся, плавал между бредом и сном.
В два часа дня Рудницкий осторожно приблизился к нему и протянул кружку с ароматным кофе. Как в рекламе, блин! Командир повелся на запах, поднялся с закрытыми глазами, начал просыпаться.
Все собрались в комнате, пили чай-кофе с печеньем.
— Как дела? — хмуро спросил Вадим.
— Ничего не взорвалось, — ответил Рудницкий. — Над всем полуостровом безоблачное небо. Работают все спецслужбы. Шпики в толпе высматривают физиономию Романовского. Ведь где-то он есть. С рынка тревожных вестей не поступало. Саперы осмотрели павильон. Но никто не уверен, что террористы будут подрывать именно его.
— Мы не уверены даже в том, что это произойдет на рынке, — проворчал Вадим и уставился на телефон, в котором мигал зеленый огонек. — Кто-нибудь звонил?
— Жена, потом дочь, — сказал Рудницкий. — Мы не стали отвечать. А еще твой ноутбук вякнул десять минут назад. — Спецназовец посмотрел на часы. — Нет, девять. Можешь открыть. Сообщение на почту от Истомина с прикрепленным видеофайлом.
Файл оказался интересным. Камера не дрожала, видимо, была закреплена в штативе. Помещение с серыми стенами, кушетка, на которой лицом вверх лежал человек. Он тяжело дышал, капли пота блестели на кончике носа. Лицо мужчины освещала лампа, все остальное пряталось в тени.
Бедолаге крепко досталось. Голова была перевязана, и под шеей лежал упругий валик. Нижнюю часть лица за исключением рта тоже покрывал слой бинта, под которым, кажется, скрывался гипс.