Век испытаний

22
18
20
22
24
26
28
30

Следователь отсутствовал минут сорок. Явился в кабинет он таким же быстрым шагом, как и выходил.

— Иван Сергеевич, я задерживаю вас на 72 часа.

У Черепанова отобрали мобильные телефоны, все личные вещи и доставили в изолятор временного содержания при районном отделении милиции. Следующим утром он оказался опять на допросе у Степаненко.

События развивались стремительно. Что лишний раз убедило Ивана в заранее продуманном и подготовленном сценарии происходящего. Такую оперативность проявляют обычно только при расследовании резонансных преступлений или при поимке серийных убийц. Или заказе. Видимо, и его дело задумано как резонансное? Кому-то очень необходимо сделать его таковым? Через 3 дня следователь сообщил:

— Иван Сергеевич, ваш статус изменился. Прошу ознакомиться — это обвинительное заключение.

Обвинительное заключение содержало довольно неприятный для Ивана Сергеевича смысл — ему инкриминировались служебная халатность, получение взятки и, в свою очередь, вручение взятки должностному лицу. Из документа следовало, что Черепанов повлиял на занижение стоимости оценки целостного имущественного комплекса завода за счёт передачи в коммунальную собственность зданий под видом общежитий. За эту услугу, по версии следствия, он получил два миллиона долларов, а затем часть этой суммы передал мэру и чиновникам фонда госимущества. Учитывая, что четыре девятиэтажки находились в центре города, более лакомый кусок для приватизации трудно было сыскать.

Как оно было на самом деле? Черепанов работал в команде, в которой действовали довольно строгие правила. Глобально вопросы приватизации крупных объектов решались наверху. Иван точно знал, что такие глупости, как наличные деньги, там уж точно не практиковались. Если какой-то крупный бизнес и получал возможность что-то заработать, то ему, соответственно, нужно было благоустроить в городе сквер, отремонтировать бассейн или дорогу, иногда профинансировать определённые партийные мероприятия. Такие операции проводились только в кругу особо доверенных лиц, и информация никогда наружу не выходила. Было ли это идеально с точки зрения закона и морали? Возможно, нет. Но лучших вариантов в стране пока не существовало. Да и политические конкуренты действовали значительно жёстче и о нравственности вовсе не пеклись. А им нужно было противостоять. Будешь белым и пушистым идеалистом — сметут, размажут, затопчут те, у кого больше денег.

Кроме того, и город благодаря таким договорённостям благоустраивался. Те, кто обещал взамен на приватизацию возводить стадионы и детские площадки, — действительно их строили, слово своё держали. Разумеется, какие-то договорённости носили устный характер. А юристы следили, чтобы все формальности соблюдались.

Не Черепанов устанавливал все эти правила, он был лишь винтиком — не самым, правда, последним в этом механизме. Какие взятки? Зная, что об этом рано или поздно стало бы известно, что всё мониторится, что в кабинетах легко установить «жучки», а подставить чиновника — раз плюнуть… Нет, ни Черепанов, ни его коллеги не были обижены жизнью и, в общем-то, ни на что не жаловались. По негласному правилу, в рамках разумного и в рамках закона, какие-то свои вопросы они решали — но с полной личной за них ответственностью. Черепанов смог заключить долгосрочную аренду здания для своей телекомпании, ещё помог однокласснику приватизировать чердак над его квартирой. А вот архитектор, который явно переусердствовал, когда всех заставлял страховать проекты в фирме своей жены, вынужден был после скандала уйти с должности. Существовала, конечно, и система бартера с руководителями правоохранительных органов. Когда председатель областного суда попросил содействия в приватизации старого общественного туалета на центральной площади города на фирму невестки, никто ему не отказал. Теперь там после реконструкции шикарный ресторан и боулинг. Кстати, тогда благодарил, мол, обращайтесь, если что… А это мысль! Хоть его и отправили на пенсию, может, чем-то поможет?

Допрос был продолжен в той же тональности — напористо, со сменой фактов и имён, событий и дат.

— Знаете ли вы, уважаемый Иван Сергеевич, что, согласно решению Конституционного суда, подвалы, колясочные, чердачные помещения являются собственностью жильцов дома?

— Припоминаю, было такое постановление.

— Ознакомьтесь с ним, пожалуйста, подробнее ещё раз. — Степаненко сунул Черепанову ксерокопированные листы. Иван начал было их читать, но буквы прыгали перед глазами, а смысл ускользал. Да и что толку сейчас ему вникать в этот документ? Иван отдал листы обратно.

— Распишитесь, что ознакомлены, — продолжал Степаненко. — Вами был внесён на сессии горсовета вопрос о продаже колясочной? Это ваша подпись?

— Ну да. — Подпись была действительно его, чего тут отпираться?

— Признаёте, что, докладывая депутатам этот вопрос на сессии, вы проигнорировали разъяснение Конституционного суда и таким образом нарушили закон?

— Да там всё как-то по-другому было… я уж детали не помню, — начал как-то неуклюже оправдываться Черепанов. Он вдруг вспомнил урок химии в 9-м классе, когда не успел выучить валентность, надеялся отсидеться, а его, как назло, вызвали. Урок он не выучил по причине того, что весь вечер, как мог, утешал и обнимал маму, плачущую после известия об уходе к другой женщине отца. Рассказать об этом, понятно, он никому ничего не смог. Густо покраснев, попытался вначале что-то вспомнить. А потом признался, что не готов, и получил первый в жизни кол. Кого было в нём винить? Очкастую химичку, пришедшую недавно после института, которой он пытался — насколько это было возможно — оказывать знаки внимания и которая явно это замечала, но демонстрировала к нему поочерёдно и строгость, и симпатию?..

— Продолжим, Иван Сергеевич, — бесцветный ровный голос Степаненко вернул его к действительности. — Двадцать восьмого октября вы выступили с предложением о продаже бывшего клуба станкостроительного завода по остаточной стоимости. Подпись ваша?

— Да…

— Подтверждаете факт своего выступления?