Муаррат

— Иван, прекрати, — ровным голосом сказала Вера и вздохнула. — Сам знаешь, как её легко вывести из себя. Особенно — тебе.

— Странно, что ты вообще позволяешь ему открывать рот, — отчеканила Муаррат. — Простолюды обязаны молчать в присутствии Повелителей.

— Ну, у нас тут несколько иные обычаи, — боюсь, в моём голосе не было особенной уверенности. При мне излишне болтливый водитель одного бизнесмена получил по физиономии от хозяина. Со сходной формулировкой, кстати. — Тем не менее, тут мы водной лодке.

— Всадники? — казалось, Ивану было плевать и на слова сестры, и на злость Муаррат. — Ну, положим, Вера ещё водит тачку, но Александр?

— Не всадники — Наездники, — огрызнулась Муаррат, но уже много спокойнее. — И не имеет значения, ездят они на ком-то или нет. Главное, что их так определили.

А до меня, кажется, начало что-то доходить. Была одна непонятная прежде штука — тот самый удивительный укус дракончика, которым он отметил лишь Веру да меня. Ещё тогда я отметил кучу странностей в ситуации: и яд, поразивший лишь пару человек, и то, что происшествие не повторилось, хоть у Кусаки имелась куча возможностей пожевать мои конечности.

— Определили? — Вера держала бровь приподнятой, хоть в её словах сам вопрос почти отсутствовал. — Кто?

Муаррат некоторое время трещала по-своему. Вот тоже непонятно, зачем она так делает, если знает: эту трескотню никто не понимает? И ещё, в эти моменты звук призрачного радио становился громче. Вера поморщилась и потёрла висок.

— Дракон, — В конце концов сказала Муаррат. — Мы, волшебники, не знакомы с подробностями инициации, однако способны определить тех, кого Дракон избрал. Ты — палец девушки указал на меня, — главный Наездник, а Вера — на тот случай, если ты погибнешь, а Дракон останется жив.

— Тебя же кусала эта лохматая сволочь? — Вера изумлённо уставилась на меня. Но удивление её скорее относилось к тому, кто именно задал вопрос. М-да, невысоко сестра оценивает мои умственные способности. — Ага, думаешь я только из автоматов шмалять могу? Я ещё и башкой иногда думаю.

— Ага, а я предполагала, что ты в неё только ешь, — съязвила Вера и поднявшись на ноги, принялась ходить по комнате. Руки она потирала, точно у неё начали мёрзнуть пальцы. — Но, чтобы проделывать такие фокусы твой Кусака должен обладать хотя бы зачатками разума. Я, конечно, кое-что замечала, но…

— Обладает, — смиренно откликнулся я, и вот тут сестра по-настоящему удивилась. — И совсем не зачатками. Кроме того, эта скотина ещё и на редкость обидчива.

— В смысле? — теперь Вера тёрла оба виска. — Что-то у меня от всего этого начинает болеть голова. Исчезнувшие лаборатории, колдуны и разумные драконы…

— Скорую вызвать? — в голосе Ивана звучало искренне участие. У него-то голова явно не болела. — Сам дурак, — Вера несколько раз глубоко вздохнула. — Что значит: обидчивая? Ты по выражению его морды это понял? Или он с тобой отказывается разговаривать?

— Именно, — сестра — это даже комментировать не пыталась, так что я решил сам пояснить. — Оказывается, это крылатое чучело способно не только принимать мысли, но транслировать их. А теперь он узнал, что я общаюсь с Муаррат и наотрез отказывается…ну, пусть, разговаривать.

— Ладно, понятно, — Вера подошла к столу, налила себе воды из глиняного кувшина и медленно выпила. Потом налила ещё. — Значит, Кусака — разумное существо, способное на полноценный диалог. Постараюсь принять эту мысль и буду подбирать темы, подходящие для беседы с драконами, — она повернулась к Муаррат — Тогда у меня вновь всплывает вопрос: почему он тебя так ненавидит?

— Ну да, — поддакнул Иван и улыбнулся, точно вспомнил нечто, очень весёлое. — Если бы я тогда не схватил его за хвост, но бы тебе ногу отгрыз. А как он махал своими обрубками!

Муаррат заговорила. В этот раз очень быстро, так что я едва успевал разбирать слова, которые норовили слиться одно единственное.

— Потому что у Драконов врождённая ненависть к нам, волшебникам. Наша вражда продолжается уже тысячу циклов и то, что Кусака — последний, лишь подстёгивает неприязнь.

— Голова сейчас лопнет, — пробормотала Вера. Я и сам ощущал ломящую боль в висках, от которой деревенели скулы.