— Первый брат, сколько можно с ним возиться? Ты сказал на перекрёстке, значит на перекрёстке. Всё, мы в городе, сколько будешь перед ним унижаться, терпеть его наглость? — развернувшись уже в мою сторону, плюнул мне под ноги. — Шагай давай вперёд искатель, может там ещё звери есть. Разберёшься ещё и с ними, отработаешь свой контракт до конца.
— Риквил...
Мириот только повысил голос, когда моё лицо дёрнуло особенно сильно — я ощутил, как хрустнула кость под глазом, наверное, становясь на своё место, и — сорвался, видит Небо, я долго терпел его подначки у костра — с меня довольно.
Боль словно переплавилась в ненависть и вот она накрыла меня с головой, смывая остатки благоразумия.
Я прошипел, с трудом протискивая оскорбления через онемевшие губы:
— Знай своё место, младший, в чужом разговоре!
Рука метнулась вперёд, отправляя в полёт мелкую косточку, почти кубик, из сустава зверя. Она ударилась о грудь Риквила, а через мгновение я закончил в пустующей печати над его головой хвостик символа, делая его цельным. Он вспыхнул, наливаясь красным, а затем ватажник закричал, в ужасе пятясь от меня.
Так оно и было. Сейчас над ним полыхал один из немногих известных мне символов древних, подходящий для Указов. Страх.
Таори схватилась за меч:
— Что за?!..
Плоды двух недель медитаций над орденскими Указами ватажников. Моими жертвами стали Мириот, который каждый вечер приходил навести тумана, и Риквил, что редко упускал шанс поддеть меня острым словом. Возможно, он был в своём праве, с самой первой встречи наши отношения не заладились. Но я даже рад, что он дал мне повод.
Пусть я сорвался, стал действовать по самому опасному плану, но мама не упустила оговорённый момент, мгновения всеобщего ступора ей хватило, чтобы вместе с Лейлой оказаться в стороне от ватажников. Впрочем, я видел, как Вартус потянулся, пытаясь схватить её за плечо, но тут же остановился. Может быть... может быть, я зря сорвался.
Одно мысленное усилие и символ исчез, оставляя Риквила валяться на мостовой с залитым потом лицом, но уже переставшего вопить от страха. Две недели я вглядывался в Указы, ловил ритм их мерцания, совмещал со своей силой и давил на чужие слова, что заставляли ватажников держать при себе тайны Ордена. Если с Тортусом моя цель была стереть орденский Указ целиком, то с ватажниками — украсть, уничтожив только символы. И у меня вышло!
Я выбрал те же самые, хорошо знакомые мне орденские Указы, не дающие им раскрывать тайны Ордена. Я сделал их послушными себе, а затем по одному сменил энергию в каждом символе, а после стёр все условия молчания, что были в них. И последние дни похода над двумя Волками висели по одной яркой, пустой печати. Я всё же нашёл путь, как преодолеть слабость своего таланта перед лицом сильных противников. Жаль, что разрушить Указ гораздо легче, чем стереть только содержимое, ставя сам Указ себе на службу.
Первым в себя пришёл, как и положено старшему, Мириот:
— Ух ты! У тебя, как у настоящего волчонка, прорезались зубы?
— Главе Волков лучше знать повадки, — я сбился, подбирая слова, но выкрутился, пусть и не так красиво, как хотелось, — подчинённых.
И собеседник сразу же воспользовался моей слабиной:
— Так что же, подчинённый бунтует?
— Похоже на то, иначе почему Риквил зря открывает рот при своём главе?
ebooksa